Но, как бы там ни было, сейчас они были в одной лодке.
— Тур! — Грая поднялась и пошла за ним на кухню. — Ты мог бы
пока ничего не готовить и вообще иметь печальный вид.
— Могу, но зачем? — он отложил сахарную пудру, которой щедро
посыпал рогалики.
— Потому что для всех ты только что потерял отца. Ну и…— она
чуть замялась, подбирая слова, — …вроде как должен скорбеть.
— Барта был плохим отцом, и я рад, что его не стало, — хмыкнув,
ответил Тур, отправляя пару рогаликов в рот.
— Хорошее объяснение, но все же стоит сделать вид, что ты
скорбишь.
— Зачем? Он был плохим отцом. Я не грущу.
Тур вновь принялся посыпать рогалики.
— Потому что так принято. А если ты будешь показывать радость,
то у полицейских может возникнуть мысль, что это ты убил Зел Барту
ради наследства.
— Ну, в чем-то они будут правы, — пожал плечами блондин, не
отрываясь от выпечки.
— Тук-тук-тук! — донесся стук в дверь.
— Пойду, открою, — Грая, вспомнила, каким упертым и настырным
был Турин, когда был зелеными щупальцами и, ругая про себя его
бестолковость и упертость, от которой он не избавился, даже
перестав быть монстром под печкой, вышла в холл и открыла
дверь.
На крыльце, дожидаясь, пока ему откроют, стоял Прозов.
— Снова добрый день, — поздоровался он, и сделал глубокий вдох.
— Вы готовите?
— Да. Сын Зел Барты Турин, — по привычке Грая назвала его тем
именем, которым привыкла звать все эти годы, — готовит рогалики.
Так он переживает утрату.
— Необычный способ, однако. Но я тут, собственно говоря, по
делу. Могу я пройти?
— Да, конечно.
Грая отошла в сторону, пропуская офицера в дом.
— У нас гости? — в коридор вышел заинтересованный тем, кто
пришел Тур.
— Добрый день. Я Максим Прозов. Сегодня ученица вашего отца
пришла в наш участок и рассказала о случившемся. Прошу принять мои
искренние соболезнования.
— Да не стоит, — отмахнулся Тур, будто только что полицейский
сказал ему что-то незначительное.
— Но он ваш отец, — нахмурился Прозов, явно не ожидая такой
реакции от сына умершего колдуна.
— Барта был ужасным отцом. Так что жалеть мне не о чем. Я не
рад. Но и грустить не буду, — и Тур протянул офицеру поднос с
выпечкой. — Рогалик? Только что испеклись. Грая отказалась, а
зря.
— Спасибо, но, пожалуй, и я откажусь. Я здесь по делу и хотел бы
опросить еще и вас.
— Меня? Ну, как отец Зел Барта был не самым лучшим. Мать скинула
меня на него, когда я был ребенком, и ее я особо не помню. Она
вроде болела чахоткой и уже практически стоя одной ногой на том
свете, отвела меня к отцу. А тот запер меня дома. В свет не
выводил, не баловал. Близки мы с ним не были. Поэтому, когда я
узнал о его смерти, честно говоря, особой печали не испытал. Вот и
все.