Две ночи Монзиков успешно провел в гараже. Гараж был нестандартным, большим и уютным. Стены были из толстого инкерманского камня. Белого цвета большие блоки, из которых более 50 % всех домов Севастополя было построено за весь послевоенный период, т. е. с лета 1944 г., когда немца прогнали далеко-далеко за пределы Крыма. Кстати, после освобождения Севастополя от фашистских захватчиков только 7 уцелевших домов находилось в городе-герое Севастополе. Весь жилищный фонд надо было создавать заново. О тех событиях рассказывает Диорама на Сапун-горе[9], а также выставочные экспонаты военной техники и оружия того периода времени.
Монзиков частично освободил карманы криминальных представителей Севастополя, но впереди было ещё много работы по перераспределению денег среди отдельных представителей населения.
Александр Васильевич сильно облегчил свои карманы, спрятав в гараже большую часть денег, оставив лишь мелочь на пиво, мороженное, бензин и шашлык. В 11.00 он уже купался в тёплых водах пляжа Омега, а в 12.30 он зашел в шалман[10] с бильярдом, где без трудов нашел Гиви.
– Здорово, родной! – приветствовал Монзиков своего волосатого знакомого. – Какие новости, а? Есть что-нибудь, это самое, а? Понимаешь мою мысль?
– А, адвокат? – обрадовался Гиви. – Ну, принес деньги? – Гиви, глядя в лицо Монзикову, громко рассмеялся.
– Какие деньги? – удивился адвокат. – Что-то я не догоняю…
– Не догоняешь? – Гиви взял под руку Монзикова и вышел с ним на солнце. – Ладно, дело есть у меня одно. Сделаешь? Поможешь?
– Что за дело? А ну бомби! – Александр Васильевич обратился в слух.
– Надо одного гандона чпокнуть… Сможешь?
– Я что-то не догоняю… Ты что-то путаешь, я – адвокат, а не это самое, значит. Понимаешь мою мысль, а?
– А что, у адвокатов нет друзей? Адвокаты все живут по закону, а понятия засовывают себе в жопу? Да? – Гиви скорчил гримасу, которую можно было трактовать как уничижительно-презрительную.
– Послушай, родной, я тебе в который раз говорю, это самое, значит, что у меня нет для тебя исполнителей. Понимаешь мою мысль? – Монзиков фразу произнес хоть и не громко, но таким уверенным тоном, с такой интонацией, что можно было подумать, Монзиков – не адвокат, а генеральный прокурор, как минимум.