Рядом с майором стоял смущенный дежурный по роте, его закадычный дружок Эдик Доля. И, виновато хлопая глазами, пожимал плечами, словно не понимая, как могло случиться такое – курсантские сапоги мистическим образом превратились в белые кроссовки…
Отсидев три дня на гауптвахте, Олег пришел к простому практическому выводу: если уж принял на грудь, то лучше из самохода не возвращаться, пока не протрезвеешь.
Можно будет потом что-нибудь придумать. А то и гражданки лишишься. И на губу залетишь…
На следующий год их уже распределяли по специализации. И он захотел пойти во флот.
С третьего курса их группу переодели в форменные черные бушлаты. Выдали тельняшки и черные брюки, к которым Олег долго не мог привыкнуть. Потому что у морских брюк не было ширинки. И застегивались они крючками сбоку.
Но это неудобство со временем он преодолел. Привык. А в остальном все было прекрасно.
Выпустился он не то чтобы удачно, а просто супер. На Черноморский флот.
* * *
В то время Краснознаменный Черноморский флот, базировавшийся в Севастополе, насчитывал сто тысяч человек личного состава. И восемьсот кораблей. Это была могучая армада, полностью господствовавшая на Черном и Средиземном морях.
Молодой красивый лейтенант приступил к работе в многотиражной газете на флагмане Черноморского флота. А уже через год его талант был замечен. И он был переведен в штаб. В главную флотскую газету.
Жизнь улыбалась ему во все тридцать два зуба. Но тут началась перестройка, которая в тысяча девятьсот девяносто первом закончилась катастрофой. Последовали известные события. И в конечном итоге старший лейтенант Мировой оказался на Северном флоте. А затем вернулся в славный город Петербург. Теперь уже Петербург. К любимой бабушке.
Служить на Балтийском флоте.
Балтийский флот тогда представлял собой жалкое зрелище. Конечно, он не был самым главным и могучим и в советское время. Но он был старейшим. Имел традиции, восходящие к Петру. Имел свою базу в Кронштадте.
Однако общий упадок в стране особенно негативно отразился на нем. Моряки месяцами не получали жалованье. Дисциплина упала ниже плинтуса. Специалисты увольнялись тысячами.
Но Мировому, как ни странно, нравилось служить. Нравилась морская форма. Нравилась работа. И он, в отличие от многих, не терял бодрости духа. Утешал себя тем, что все это временно.