Он спустился в погреб, холодный, дымный, представился пожилому капитану, то был ПНШ-1 (помощник начальника штаба). Тот обрадовался, сразу определил командиром в дот такой-то. Ни документов, ни анкет, ничего им не надо было, только фамилия да имя. Счастливое время, опасность сплотила всех, и вдруг все всем поверили.
Моему лейтенанту показали, куда топать вдоль шоссейки, за мостом увидит бетонный колпак дота.
Отойдя шагов на двадцать, он вытащил предписание майора, порвал его на мелкие клочья, подбросил в воздух, смеясь, смотрел, как они разлетаются, словно тяжесть свалилась с плеч. Свободен.
В неразберихе тех дней он благополучно затерялся во втором укрепрайоне Шушар.
Так закончился этот сентябрьский день 1941 года. Спустя лет двадцать мы с Мишей Дудиным шли в Пушкине по аллее парка, и я рассказал про то, как Ленинград, казалось, остался открытым настежь перед немцами. Всего на один день… Миша не поверил мне. Я и сам уже не верил себе. За эти годы Ленинградский фронт слился с блокадой, и они окаменели примером легендарного сопротивления.
– Не может быть, – сказал Миша. – Такого не могло быть. – Он был фронтовик, он работал в газете «На страже Родины» и знал про Ленинградский фронт больше меня.
Но этого не могло не быть, потому что это было со мною, было.
Ни в книгах, ни в мемуарах – нигде ничего не упоминалось про этот день. Его уничтожили, вымарали из истории. Военным историкам все было ясно. Немецкие войска столкнулись с обороной Ленинграда, конечно, исторической, взять город не смогли и вынуждены были перейти к блокаде…
День 17 сентября у немецких историков тоже отсутствовал. Они стремительно домчались до Ленинграда… и что? И зарылись в окопы. У нас было 900 дней неприступной обороны, у них тоже было 900 дней неприступной осады города.
Никто не мог меня переубедить! Семнадцатое сентября 1941 года было! Ну хорошо, у нас творился бардак, но почему немцы, которые так рвались к Ленинграду, на полном ходу застопорили и не вошли в открытые ворота?