приложить к ним руку, то дело и вовсе было в шляпе!
Да, вторую половину публики, собравшейся на пароме и готовой с изумлением взирать на одну из самых больших тайн мироздания – край мира всё-таки, – называли прогрессистами. В сущности, консерваторы это слово придумали исключительно из презрительных соображений, но оно на удивление хорошо прижилось у оппонентов.
Переходя же к чисто визуальным различиям можно было с уверенностью сказать, что они оказывались так же значительны, как социальные, культурные и, да простят оба лагеря за пошлость, политические. Разнилось многое: от пошива платья, украшений у дам и парадного оружия у мужчин, до манеры говорить и вести себя в обществе. В частности, лексика прогрессистов была напичкана новомодными словечками настолько, что, представив вместилищем её, скажем, сарай, можно было бы сказать «до потолка». В общем, по мнению консерваторов, от этих типов редко когда стоило ждать чего-нибудь хорошего, а уж услышать что-нибудь стоящее и подавно.
– Я задолбался! За-дол-бал-ся!!! – хлопнул ладонью по поручню, обращаясь к своему собеседнику, худой, сутулый пассажир. Его голос, истеричный, надрывный тенор с резкими кричащими верхами явно пришелся не по вкусу пожилой паре консерваторов, стоящих по соседству и всецело поглощенных созерцанием «Края Мира». Этого таинственного барьера из стены облаков, отделившего Материк от всего остального мироздания. Барьер как раз возник на горизонте, как возникал там всегда, если к нему приблизиться на расстояние в пару морских миль. Он поднимался буквально из ниоткуда перед глазами изумленных мореходов и недружелюбно сверкал молниями у подножия. Охотников проверить, что же именно могло ожидать по ту сторону, как ни странно, находилось крайне мало. Не говоря уже о том, что никто из дерзнувших так и не вернулся.
Пожилой консерватор нахмурился, одарив сутулого возмущенным взглядом, но тот не заметил, обращаясь к собеседнику в прежней манере:
– Где этот старый бздун?! Подать его сюда тепленького!
– Не ерепенься, всему свое время. Мы столько ждали, так подождем еще немного, – рассудительно ответил собеседник баритоном, который можно было бы назвать драматическим, при этом звучащим достаточно глубоко и насыщенно.
– Господа… – начал было пожилой мужчина, несмотря на попытки жены удержать его, как вдруг сам осекся. Сутулый повернулся к нему и встретил скандальным взглядом красных, как у крысы, глаз, каждый из которых обладал симметрично расположенными в нем сразу тремя зрачками. Мужчина перевел взгляд на второго, который склонился в сторону, облокотившись на поручни, и выглядывал из-за спины первого, – крупные изумрудные глаза с крестовидным зрачками! Это были гомункулы! Причем радикальные модники того сорта прогрессистов, чьи костюмы и сложные прически, помимо отсутствия швов у первых и шпилек у вторых, были простаки напичканы магией. Не говоря уже о самом покрое одежды, а также цвете волос и форме причесок. Например, тот, кто скрывался за спиной сутулого, хоть и имел длинные и белые, как снег, локоны, но они не мешались обладателю. Пусть даже смещенный к левому уху пробор оставлял им такую возможность. Лишь там, у левого уха, волосы гомункула были сплетены в две косы: одна шла у виска, а вторая скрывалась за ушной раковиной. Обе на концах были схвачены в серебряные цилиндры с инкрустациями и вкраплениями бирюзы.