– Калека с войны.
– Так в чем же дело?
– Я опасаюсь…
Фобия воззрился на самоубийцу, запрокинув голову назад. Напоказ задыхаясь, словно подбирая слова, он вдруг истерично выпалил с интонацией провинциального трагика:
– А! Ничтожество!!! – рука с тростью надавила на горло, и юноша с истошным воплем перевалился за перила.
– Что вы себе позволяете?! – возмутился немолодой полуэльф, протолкавшись через зрителей. Его седая голова была увенчана бордовым беретом сильванийской гвардии с павлиньим пером. Вслед за фразой волной поднялся гул возмущения. Аир шагнул навстречу. Гул заметно поутих. Улучив момент, когда обладатель бордового берета не на шутку горячо схватился за рукоять кавалерийской сабли, беловолосый ловко выхватил из ножен на пояснице изящный кинжал и направил кончик в грудь полуэльфа. Тот остановился, но не потерял решимости, многозначительно заиграв желваками. После этого, как по команде, из толпы выдвинулось подкрепление. Двое, гораздо моложе, в таких же беретах и легких кирасах. Руки гвардейцев в перчатках с широким раструбом легли на оголовья клинков в ножнах. Гомункул не шелохнулся. Состроив скептическое выражение лица, Аир надавил на пластину в рукоятке, и кинжал, который оказался на поверку дагой шпринг-клинге, раскрылся еще на два клинка, влево и вправо от основного.
– Вы слишком горячитесь, лейтенант, – вкрадчиво произнес гомункул, поигрывая лезвием на камзоле. – Должно быть, вам жарко? И не мудрено, вы же застегнулись на все эти чертовы пуговицы.
Неуловимым движением кончик лезвия срезал верхнюю. Подхватив её рукой, Аир услужливо ослабил ворот полуэльфа. Тот хмыкнул и требовательно протянул ладонь. Гомункул отдал пуговицу, и бордовые береты вернулись к зрителям.
– Почтеннейшая публика! – вновь раскинул руки Фобия. – Мы продолжаем! Ведь остались еще два злосчастных вестника нашей эпохи горя и несправедливости! Выслушаем же их! Готов побиться об заклад, будет не менее удручающе!
Краем глаза Аир заметил, что с одного конца трости стекала струйка крови. Беловолосый цокнул языком. Если Фобии пришлось помочь первому из дворян перевалиться за борт, значит всё было не столь уж безнадежно.
– Ерничай же, искусственная тварь! – вдруг выпалил один из самоубийц, тот самый прогрессист, который собирался толкнуть речь прежде, чем двое гомункулов вмешались. – Ведь это из-за вас мы сегодня здесь!