Эксперт, тщательно осмотрев тело, выпрямился и, отдуваясь, поправил сползшие на нос очки с сильными стеклами. Фотограф не останавливался, щелкая кадр за кадром.
Вопрос Чуприны завис в воздухе и, полковник, проведя ладонью по толстой шее, задал следующий вопрос.
– Когда вы вернулись обратно, тело оставалось в таком же положении? Ничего не изменилось?
– Да.
– Вы ничего не трогали, не поднимали ли что-то с места обнаружения трупа? К телу не прикасались?
Утвердительный кивок головы.
– Когда шли на почту и возвращались назад, никого не встретили по дороге?
Вот теперь сторож ответил на удивление скоро, будто знал заранее о том, что его спросят.
Я заметил, что сторож стал потирать пальцы рук. Нервничает что ли? Или не договаривает что-то?
Послышался лай собак, короткий и резкий, а затем все утихло. Но как только оборвался лай, на смену ему пришел какой-то жужжащий звук.
– Кроме работника почты вы с кем-нибудь еще делились о вашей… находке, – полковник старательно подбирал слова, чуть запнувшись, остановившись на варианте со словом «находка».
– Я только Спиридоновичу и все, – сказал, как отрезал сторож.
– Выходит, что Яков Ильич ничего не знает? – цепкий взгляд пронзительных глаз Тарасенко буравил сторожа.
Тот лишь отрицательно помахал головой.
Я прекрасно понимал Чуприну. С такой новостью пожаловать в дом председателя, помня слова полковника о суровом характере Хлебодаре – себе хуже. В древние времена за плохую весть могли и голову отсечь. Не решился сторож, смалодушничал, но я его не осуждал.
– Понятно, – произнес Тарасенко так, как будто подводя предварительный итог. А выходило одно – итог этот пока для нас малоутешительный. Надежда была на кинологов, которые возможно найдут след. А вот тогда можно будет и плясать от него. Главное – зацепиться, а моток уже смотаем, лишь бы нити не оборвались в самом начале. Мы знали, что преступление надо раскрывать по горячим следам, и первые часы много значат для поимки преступника.
Тем временем Нестор Ростиславович стал аккуратно перекладывать тело на спину.
Я в свою очередь тоже внимательно смотрел на тело Леонида Хлебодара. Бронзовая кожа, крупные черты лица. Физически крепок, вон какие развитые мышцы на руках и груди. Для своих семнадцати лет парень был крепким и сильным, голыми руками его не возьмешь. Нужна сила не меньшая. Стоит, пожалуй, призадуматься об этом. Но как бы мне не хотелось, мой взгляд все равно останавливался на трех ранах на теле парня. Кожа вокруг них была еще синей, а сгустки засохшей крови обрамляли раны, словно полипы. Одна из нанесенных ран была в область сердца, а две другие – в район печени и почек. Самые жизненно важные органы человеческого организма. Значит преступник… или все-таки преступники, принимая во внимания антропологические данные парня, физически были сильны и хорошо знакомы с анатомией тела, а, следовательно, обладают познаниями в медицине. Чем больше я здесь находился, тем все сильнее во мне утверждалось мнение, что мы имеем дело с изощренными убийцами, которые тщательно готовили свой смертельный удар. «Или все-таки убийца?» – метались мои мысли, словно на распутье.