– Ну как же, – ссутулившись, сказал Симантовский. – Я же вам давеча твердил: русский мужик за такой позор, как насильничество, и убить может.
– Слышали, стало быть?
– Ага, – протягивая руку к подвявшему кусочку соленого огурца, кивнул учитель. – Доклад вашего урядника…
Становой пристав задумчиво подкрутил ус, тряхнул головой:
– Да… Пожалуй, это и верно…
Через четверть часа Збитнев вместе с увязавшимся за ним учителем прибыл на место происшествия. Мужики молча расступились перед ним.
Старик Кунгуров лежал в проулке под заплотом. Глаза его, как обычно, были полузакрыты, казалось, он исподтишка всматривается в собравшихся. Кривились тонкие, искаженные злой ухмылкой губы. Пальцы правой руки скрючились, захватив снег и клочки соломы, разбросанной по переулку. Лишь снежинки, не тающие на лбу и щеках, подтверждали: старик мертв.
– М-да-а… – мрачно протянул Збитнев, нагибаясь над трупом.
Откинув со лба старика прядь заиндевевших, стриженных в скобку волос, увидел на виске льдинку замерзшей крови. Симантовский, присев рядом с ним на корточки, шепнул:
– Где-то тут должно валяться и орудие убийства…
– Это уж точно, без кола хорошего тут не обошлось, – осматривая место удара и даже трогая пальцем, согласился пристав, окликнул урядника: – Саломатов, посмотри-ка, нет поблизости тут чего такого…
Урядник развернулся и сурово скомандовал мужикам:
– А ну, гляньте-ка по сугробам!
Мужики, всматриваясь в снег, двинулись кто по проулку, кто по главной улице. Только стражник Кузьма Коробкин да старожилец Лука Сысоев остались у трупа, придерживая все еще рвавшегося из их рук Андрея Кунгурова.
– Чего вы на нем повисли? – хмуро поинтересовался становой.
Коробкин виновато пояснил, отпуская парня:
– Дык, ваше благородие, обчественный долг справляем. Сын энто убиенного, значить. Вот желание имел самолично с обидчиком расправиться, мы его чуть и попридержали. С топором, значить, к Белову Анисиму рвался…
– Ага… Еле спымали, – басовито поддакнул Сысоев.
– Ладно, не буду боле… – опомнившись, вырвался из его рук Андрей.
Пристав кивнул одобрительно:
– Это ты правильно, братец… ты же теперь за главу семейства остался… Тебе теперь соответственное поведение иметь должно.
Кто-то из мужиков, по пояс проваливаясь в снег, добыл из сугроба тяжелый березовый кол, заорал:
– Есть, ваше благородие!