Зашла в свою комнату. Маленькая, ужас! Кровать большая почти всё помещение заняла, шкаф пришлось узкий заказывать и с зеркалами от пола до потолка, чтобы хоть как-то зрительно увеличить метраж. В него повесила на плечики своё пальто.
Шмыгая носом, вставила новую симку в телефон и сразу стала отправлять знакомым свой номер. Но только тем, кто Лёве даже под пытками не выдаст. Итого: Фаина, Полина, мама… Господи, я даже нормальных друзей не имела!
Надеюсь, Лёве никто не расскажет, где я живу. Осталось немного, он свалит за границу, и его злой папаша перестанет мне угрожать.
В дверь позвонили. На всю квартиру раздалась птичья трель.
– Наконец-то, – недовольно бурчала я, пряча телефон в короткий халатик с запа́хом. – Алкашня припёрлась.
Стереотип, что все сантехники алкоголики. А как иначе? Два часа жду.
На входной двери глазок пока не заменили. Какие-то шутники брызнули краской, я отмыть не смогла, теперь не в безопасности.
– Кто там? – спросила я.
В этом доме не только стены тонкие, но и дверные косяки. И железная дверь особо не спасёт, когда стенка рядом почти рушится.
– Сантехник, – ответили мне.
Я открыла замок, распахнула дверь… И вросла тапочками в резиновый коврик.
Покруче крепкого кофе с утра. Моментом упаковалась в халатик поплотнее, потому что на пороге стоял тот, кто первый в моём чёрном списке – Макс Ершов. Собственной персоной.
Мой бывший одноклассник, которого я не видела три года со свадьбы подруги Полины. Вроде как вырос, в плечах раздался… С чемоданом, в чёрной кепочке и короткой спортивной куртке, которая явно была ему уже маловата.
– Вау! Майя, любовь моя, где у тебя течёт?
Я тут же закрыла дверь.
Капец, Лёву с его папашей из головы как ветром сдуло. Почему-то тряслись колени, и руки задрожали.
– А Летисия?! – доносился приглушённый голос из гостиной.
Действительно… А как же Летисия?
Опять звонок. Потом постучал.
– Колесникова! – орал через дверь сантехник по вызову. – Открывай, Маю́сь! Я сейчас тебе всё отремонтирую, сделаю в лучшем виде! Давай не будем, а то меня уволят!
Я открыла дверь и посмотрела на него во все глаза. А у Ершова белоснежная улыбка во все тридцать два. Смазливый… Он всегда был невероятно привлекательным. Глаза карие блестели восторгом, успел уже где-то загореть… Или я забыла, что он смуглый, и кожа у него мягкая.