– Врачи ждут твою маму, чтобы подписала согласие на лапаротомию.
– Перитонит? – первое, что приходит в голову при упоминании полостной операции.
– Похоже на то, ждут анализы.
Шрам на теле я как-нибудь переживу. Отворачиваюсь, потому что говорить не о чем.
– Мышка, – слишком непривычно звучит такое обращение из уст Игоря. – У меня было время подумать. Я дурак, слышишь? Все ведь было так очевидно… Просто… Понимаешь, любовь не бывает безответной. Значит… Ты меня не любишь на самом деле и скоро сама это поймешь. Я бы не хотел потерять такого юного друга…
Виноватый вид блондина, его тихая и осторожная речь подтверждают мои мысли о безнадежности чувств к медбрату.
Сердце щемит от боли, а я думаю о том, как бы не заплакать. Чтобы никто не видел моих слез, особенно Игорь.
В какой-то момент делаю судорожный вздох – кажется, словно бы забываю, как дышать. Ничего не хочется. Вот бы мне не проснуться от наркоза…
Я плохо помнила, как меня готовили к операции. Вроде бы, еще ФГДС делали, но это не точно, потому что меня рвало, клонило в сон, а еще я отчетливо ощущала боль. Везде.
Маму перед операцией я не видела, как и Игоря, после нашего разговора в ожидании врача. Меня совсем не пугала санитарка, которая помогла полностью раздеться, пальцами прошлась по моим распущенным волосам. Уложила меня на каталку и прикрыла простыней. Затем была унизительная процедура очистки желудка в так называемой Клизменной. Там же женщина помогла мне обмыться, обтерла простыней и, уложив обратно на каталку, прикрыла свежей.
– Странно, что девочку к нам привезли, – бормотала она, толкая каталку к лифтам. – Но хорошо, что без украшений всяких, а то волокиты с бумагами было бы…
Операции, видимо, тут стояли на потоке, потому что меня оставили в “предбаннике”. Вскоре ко мне подошла медсестра и подключила капельницу.
Мне очень хотелось узнать, что это за препарат, но не было никаких сил. Я была бы счастлива провалиться в забытье, однако не выходило.
– Так-с, – поехала моя каталка в операционную.
Простыню с меня скинули по дороге и мне очень хотелось прикрыться, однако я была опустошена.
– Давай, милочка, перекладываемся, только не задень ничего.
В принципе, ничего ТАКОГО я в операционной не увидела: четыре человека, кушетка, над ней слишком яркая лампа.
Кое-как легла. Мне на лицо сразу опустили маску, подышать. Мужской голос отдавал команды на введение препаратов в вену, а я смотрела на удивительно красивые глаза девушки, чье лицо скрывала медицинская маска и думала о том, что это могло быть последнее, что я видела.