Юрист посыпал статьями законов, постановлений и распоряжений. Я взглянула на копию границ участков от 1947 года. Похоже, этот юный прощелыга, который за день работы получает столько, сколько я в год, прав. Но я не собираюсь выбрасывать белый флаг! Эти пять метров территории – мои!
– Это произвол! – прошипела я. – И ущемление моих конституционных прав! Я буду жаловаться!
– Воля ваша, – осклабился молодой законник и поправил супермодные очочки.
– Я позвоню своему адвокату!
– Ради бога, – вставил наглый юноша.
– Обращусь в Конституционный суд!
– Быть может, имеет смысл сразу в Гаагу? – юный хам издевался надо мной.
– Нет Гааги, голубчик, – ответила я. – Никогда и не было!
Ну что же, ты еще не знаешь меня, Серафиму Гиппиус! Ты еще на свет из яйца не вылупился, когда моя слава уже гремела – во всяком случае, в пределах нашего Перелыгина!
– Я приглашу вашего патрона к себе на программу, он не посмеет отказаться, ибо тогда все узнают, что он – жалкий трус, и раздавлю его, как червя! – Я топнула ногой, и желтый песок просыпался на кожаные ботиночки адвоката.
Юнец побледнел, его торжествующая улыбка сменилась испуганной гримасой. Я развернулась и с гордостью пошла к дому.
Настало время отправляться на съемку «Ярмарки тщеславия». Я не люблю водить машину, но что поделать, другой возможности попасть из Перелыгина в столицу не существует. К половине первого я была в студии ЖТВ.
– Серафима Ильинична, – режиссер программы молитвенно сложил руки, – прошу вас, не делайте из него отбивную! Хотя бы не с самого начала программы!
Доверив свое лицо умелым рукам стилиста, я лукаво пообещала:
– О, не беспокойтесь, не трону я вашего певца и пальцем!
Мне предстояло беседовать с известным исполнителем шлягеров. К музыке я равнодушна, семь лет музыкальной школы по классу фортепиано были адским мучением, но родители хотели сделать из меня гармонически развитую личность! Особый ужас нагонял на меня четверг: я знала, что с половины шестого до половины восьмого приговорена к урокам сольфеджио. Как же я молила всевышнего, чтобы в музыкальной школе отключили свет, чтобы прорвало канализацию, чтобы Америка объявила нам термоядерную войну – все, что угодно, лишь бы сольфеджио не было! Я не могла отличить малую терцию от большой квинты и не знала, во что разрешается доминантсептаккорд, а музыкальный диктант – вы должны по слуху записать нотными знаками проигранную мелодию – ввергал меня в состояние, близкое к каталепсии. Кабинет сольфеджио до сих пор является ареной многих из моих кошмарных сновидений…