— Ясно, — сказал Степан Митрофанович
и открыл блокнот так, чтобы стало видно амулет. — Я так понимаю,
что написанные здесь подробные инструкции ты не читал. Иначе не был
бы так негативно настроен к этой вещице. Так вот ты почитай, изучи,
и, если сестра не будет возражать против его ношения, отдашь
ей.
Обухов подвинул закрытый блокнот ко
мне. Скрепя сердце, я сгрёб блокнот со стола и положил в портфель.
Дома буду изучать инструкцию с гораздо большим усердием, чем раньше
инструкцию по сборке тумбочки из «Икеа».
— Я вот всё жду, когда вы мне
расскажете о самом главном событии, — решил я сменить тему и
напомнить Обухову об утренних событиях. Наверняка ведь хотел со
мной об этом поговорить, когда подходил после заседания коллегии. —
А вы всё молчите на эту тему.
— Ты про Захарьина что ли? —
рассмеялся Обухов. — Мне уже стало интересно, спросишь ты или нет.
Ну с этим нехорошим человеком, которого я столько лет терпел под
своим крылом и ничего не мог с этим поделать, сегодня разобрались
окончательно. Всплыли и ещё кое-какие делишки, кроме того, о чём
было упомянуто утром на заседании коллегии, и особенности
преподавания предмета в институте и потом своим последователям. От
работы в клинике и от всех учебных процессов он отстранён
официально. А ещё на него заведут дело по поводу злоупотребления
должностными полномочиями, негуманного отношения к пациентам,
ученикам и что-то там ещё. У нас он больше не работает. В лучшем
случае сможет работать лекарем в лазарете при рудниках в Сибири.
Так что можно сказать, что он уже почти в ссылке.
— Его заключили под стражу? — решил
я уточнить.
— Не совсем, — покачал головой
Обухов. — Пока домашний арест. Дальше будет видно.
— Как Гааз на это всё
отреагировал?
— Да пока тише воды, ниже травы.
Ходит убитый, словно у него мама второй раз умерла, — махнул рукой
мэтр. — Ничего, придёт в себя, адаптируется, будет шёлковый. На
счёт того, что он тебе сможет чем-то помешать, даже не думай,
выбрось из головы.
— До свидания, Дмитрий Евгеньевич! —
выйдя из кабинета главного лекаря, я кивнул секретарю. — Всего
доброго вам.
Челюсть секретаря чуть не отделилась
от головы и не покатилась по полу. Кажется, он был растроган от
того, что я наконец назвал его по имени.
Сделав шаг с крыльца больницы, я
придержал шляпу и взглянул в ясное ночное небо. Свет городских
фонарей мешал увидеть мириады звёзд, но до тех, что всё-таки
пробивались сквозь множество помех, казалось можно было дотянуться
рукой. Что самое странное, было не особо морозно, можно и на
коньках покататься. Я позвонил Насте с таким предложением, она
охотно согласилась.