По дороге Бен вообще наговорил странных вещей. Во-первых, он заявил:
– Может, зря вы зовёте его психом.
– Это почему же? – рассердилась Фиби.
– Да потому что псих – это… это значит… ладно, проехали, – он не захотел объясняться и, кажется, даже пожалел, что вообще заговорил на эту тему. И тогда спросил у меня: – У вас дома что, никто ни к кому не прикасается?
– А это ты к чему?
– Мне просто интересно. Ты каждый раз шарахаешься, стоит к тебе прикоснуться.
– Я не шарахаюсь.
– Шарахаешься, – и он взял меня за руку.
Честно говоря, я едва не шарахнулась, но сумела удержаться. И даже сделала вид, будто не замечаю, что он не спешит отпускать мою руку. И тут снова зашевелилась та мелкая зверушка у меня на спине.
– Хмм, – задумчиво промычал Бен, как будто доктор на осмотре пациента. – Где твоя мама?
Я не говорила ни слова о маме никому, даже Фиби, кроме того раза, когда она спросила про неё, а я сказала, что она с нами не живёт. А Бен продолжал:
– Я однажды видел твоего отца. Но маму ни разу. Где она?
– Она в Айдахо. В Льюистоне, штат Айдахо.
– Что она там делает? – тут же спросил Бен.
– Мне не хотелось бы об этом говорить, – и даже в голову не пришло спросить Бена, а где же его мама?
Он снова взял меня за руку. А когда я отшатнулась, воскликнул:
– Ага! Попалась!
И меня задели не на шутку его слова. Я вдруг сообразила, что папа больше не обнимает меня так же часто, как прежде, и я действительно стала шарахаться от прикосновений других людей. Хотя прежде у нас в семье объятия были обычным делом. Я вспомнила, как мне было девять или десять лет. Мама прилегла в постель вместе со мной, прижала к себе и сказала:
– Давай построим плот и поплывём вниз по реке.
И я потом часто представляла себе этот плот, и искренне верила в то, что мы построим его и поплывём вниз по реке все вместе. Но когда она собралась в Льюистон, штат Айдахо, она отправилась одна.
А Бен уже схватил за руку Фиби. Она отшатнулась.
– Ага! – выкрикнул он. – Попалась! Ты тоже шарахаешься, Фиби-со-льдом!
И это тоже меня задело. Я уже обращала внимание на то, какими напряжёнными кажутся все в семье у Фиби, скованными, респектабельными и застёгнутыми на все пуговицы. Неужели я становлюсь такой же? А они почему стали такими? Несколько раз я ловила Фибину маму за попыткой приласкать Фиби, или Пруденс, или мистера Уинтерботтома, но все они отклонялись от неё. Как будто они переросли её и стали старше.