— Имо тахе дир? — Довольно приятный мужской голос вырвал меня из размышлений. В противовес голосу назвать его лицо приятным я бы не смогла. Монстр — он и есть монстр. С роговыми наростами по краям высокого лба, с квадратной челюстью, серыми губами и черными, под цвет глаз, волосами. С каким‑то слишком плоским, на мой вкус, носом и подвижными, четко очерченными ноздрями. Ну не чудище ли?
— Я не понимаю… — начала было отвечать ему, но, видя, как он снова хмурится, благоразумно заткнулась.
— Тике аш! — немного подумав, заявил мужик и, прижав меня к стене своим обнаженным торсом, подхватил руками за бедра, вынуждая мои не скованные цепями ноги обвиться вокруг его талии.
От крайне двусмысленной позы меня бросило в жар. Не то чтобы я вот так вот с ходу возбудилась — жесткий секс никогда мне не нравился, но какая‑то острота в происходящем была. И тело вопреки перепуганному разуму, реагировало на ситуацию по‑своему. А еще сидеть на полуобнаженном мужчине, прижавшись спиной к стене, и смотреть ему в глаза было куда удобней, нежели висеть на цепях без какой‑либо опоры под ногами. Кто вообще придумал это издевательство?! Зачем?
— Тике аш? — не сводя пытливого взгляда с моего скрытого под маской лица, повторил серый, но на этот раз его слова звучали как вопрос.
— Тике‑что? — чувствуя себя полной дурой, шепотом переспросила я.
Губы его растянулись в довольную улыбку и… потянулись к моему рту. Я оцепенела, пытаясь сообразить, что такого ему только что сказала, а мужик, видимо, сочтя отсутствие сопротивления за знак согласия, принялся ласкать руками мои плечи, бока, бедра, сминая пальцами тонкую ткань полупрозрачного наряда, сильно смахивающего на ночной пеньюар.
— Не… не надо, не надо, пожалуйста, — шептала я ему в ухо, когда он покрывал поцелуями мою шею. — Не надо, не надо! — умоляла, когда его руки рвали мою одежду, стремясь добраться до тела. — Не надо… Неве, неве дан! — прокричала я слова, которые сами всплыли в моей памяти. — Неве дан, неве, — повторила чуть тише, когда мужчина отшатнулся.
— Ильва? — как‑то шокированно произнес он.
— Таш? — не менее шокированно спросила я и, глотая слезы, повторила: — Неве дан! — что на его языке означало «прекрати немедленно».
Вот только внезапно открывшееся знание удивило меня куда меньше, чем пришедшее с ним воспоминание из жизни… из чужой жизни, но отчего‑то знакомой, словно я когда‑то все это видела во сне. В этом воспоминании был мальчишка по имени Таш, с которым мы ходили в лес ловить ящериц, чтобы потом пугать ими наших младших родственников. И та другая я звонко смеялась и кричала ему: «Неве дан!» — когда он пытался засунуть одну из ящерок мне за шиворот. Ведь это «подарки» не для нас, а для сестер!