Сама я считаю себя чертополохом, но другие видят во мне главную розу королевского двора, то и дело поглядывают в мою сторону. Ждут, что я как-то выдам терзающие сердце чувства. Не верят, что больше их всех вместе взятых я жду добрых вестей и потому мёрзну здесь, позволяя на себя смотреть, а не прячусь в своих покоях, как делаю обычно.
Опускаю голову, и упавшие на лоб длинные светлые волосы скрывают глаза и покрасневшие, несмотря на продирающий до кости холод, щёки.
Чужое любопытство до боли неприятно, но больше убивает стыд.
Мне ли не знать, кто в действительности виноват перед консорт-королевой Магдой — женщиной, чей восьмой ребёнок только что появился на свет? И нет, это не отец, пусть он и сделал всё, чтобы наградить её лоно очередным шансом возвести на трон Илльборна полноценного короля или королеву.
Я молю богов, чтобы родился мальчик, чтобы на его теле нашлось родимое пятно в форме розы. Я так сильно этого хочу, что мысленно кричу на богов: «Пожалуйста, услышьте меня!»
— Кто? Мальчик ведь, мальчик? Знак есть? Ну кто же — говори! — в высоком голосе королевы ясно слышны усталость, боль и отчаянная потребность получить желанный ответ.
Тот так тих, что надежда никуда не девается, остаётся дрожать на ветру вместе с собравшимися.
Вышедшая к людям повитуха держит на руках свёрток с младенцем. Отец стремительно шагает к ней. Его высокий рост и мощная фигура не позволяют разглядеть ничего, кроме того как ветер треплет подбитый мехом плащ.
Первый советник вытягивается в струнку, исходя от нетерпения узнать ответ: так да или нет, быть или не быть полноценному наследнику на троне.
Безмолвие затягивается. Надежда скукоживается с каждым следующим мгновением, пока не превращается в ледяную иголку, настойчиво впивающуюся под кожу в центре груди.
Отец медленно поворачивается к придворным, поднимает новорождённое дитя над головой. Младенец кажется таким невозможно маленьким в его больших ладонях, но кричит отчаянно громко. Тишина на фоне этого пронзительного плача обжигает.
— Принцесса Катрина почтила мир появлением сегодняшней ночью. Поприветствуем её.
В голосе отца — ни капли радости, лишь глухое разочарование. Какое-то время никто не двигается, затем придворные дружно кланяются до земли, из внутреннего двора доносится цокот копыт заводимых обратно в конюшни лошадей. Кто-то охает, слышен шёпот, взгляды многих — и среди них отца — устремляются на меня, на лицах некоторых появляются неискренние улыбки.