— А на море? — удивилась Женя, дергая
молнию на сумке, упрямо не желавшей открываться с первого раза. —
Неужели можно читать рядом с морем?
— Если я обгорю, то облезу, — рассудительно
сообщила Ольгина дочь. — Два часа на солнце я уже пробыла, больше в
первый раз не стоит. — Хоть я и не Белоснежка… — она покрутила
смуглым локтем.
Да, Инга, дочь жгучего и знойного брюнета
Альберта Асафовича Искандерова, конечно же, и не могла быть
Белоснежкой. Женя словно перенеслась почти на двадцать лет назад, в
пахнущий пыльной бумагой класс рисунка и увидела поджарую фигуру
Искандерова, вкрадчиво объясняющего очередной первокурснице, как
правильно держать карандаш, чтобы не размазывать рисунок и иметь
свободу движения руки при штриховке. И мелькнуло в памяти довольное
лицо Ольги, вернувшейся с очередного свидания в заваленной рулонами
ватмана и подрамниками комнатенки на задворках кафедры. Но не
удалось тогда Ольге охомутать увертливого и безнадежно женатого
ловеласа Алика. И аборт делать было поздно. Так и появилась на свет
эта красивая девчонка с грустными глазами, прижимающая к голому
животу «Necronomicon» в подарочном издании. Интересно, кому такую
книгу можно подарить? И по какому поводу?
Когда Женя вытряхнула, наконец, на кровать
из сумки свои вещи, Инга уже исчезла. Осмотревшись, Женя обнаружила
дверь в ванную комнату. Ничего особенного там не было, самый
обычный совмещенный санузел, правда, все новенькое и блестящее,
словно на выставке-продаже какой-нибудь итальянской фирмы. А
комната ей понравилась — просторно и ничего лишнего. Только
кровать, пара кресел, шкаф с раздвижными зеркальными дверцами,
туалетный столик и телевизор на хромированной подставке. Ну и,
конечно, огромная копия «Подсолнухов» Ван Гога на стене. Желтое —
значит, желтое! Хотя, пожалуй, больше бы сюда подошел пейзаж
Вламинка или Писсарро. Но это уже дело личного вкуса. Дареному
коню, как говорится…
Она переоделась в купальник и
легкомысленную, прикрывающую только плечи и грудь кофточку,
обернула вокруг бедер пеструю юбку-парео. Подумав, все же
прихватила шелковую косынку. Вспомнила Ингу, боящуюся обгореть на
солнце, и усмехнулась: надо же, какие рассудительные дети у них
выросли. Сенька вот тоже… Лучше сейчас не думать об этом. Лучше
потом, когда вернется домой. Как он там без неё, сын? Был смешной
карапуз, вечно шлепающийся на попку и проносящий мимо рта ложку с
кашей. А вырос уже совсем большим и независимым. Мужчина.