— Нет, — сухо ответила она. — Я ничего не
заметила, они держались друг от друга на расстоянии. А музыка даже
там была слышна, так что для того, чтобы нормально слышать друг
друга, нужно было или находиться рядом, или орать во весь
голос.
На самом деле, зайдя в первый раз, она
заметила, что Гоблин отошел от Сашки, с аппетитом уплетающего кусок
холодной свинины. И на лице Гоблина было какое-то странное
выражение — смесь отвращения и любопытства. Она запомнила это,
потому что Никита редко позволял своей физиономии демонстрировать
другим его чувства. Просто однажды одел и всегда носил маску
безразличия и спокойствия. Но кто знает, что там творилось у него
внутри?
— Потом Борис позвал нас в гостиную, где
уже разожгли камин. Глупость, конечно, разводить огонь в такой
теплый вечер, но ему хотелось показать собственную
аристократичность.
— Вершинин тоже перешел в гостиную?
— Да, он, кажется, последние два танца
все-таки с кем-то танцевал. С Ольгой и Алиной? Вроде, да. Потом
прошел в гостиную и сел в углу. Борис распахнул бар, предложил нам
не стесняться — ликеры, бренди, коньяки. Вино тоже там было — на
столиках у кресел. Никита тоже вошел и сразу стал рассматривать
оружие на стенах. Потом снял меч.
— Зачем? Почему именно меч, а не шпагу?
— Не знаю, но, по-моему, шпаги до него
кто-то уже снял. А потом их повесили обратно на место, а Никита с
мечом так полвечера и протаскался. Похоже, он ему просто пришелся
по душе. — Жене все больше не нравился этот разговор, и майор
почувствовал это.
— Вы долго сидели в гостиной? — спросил он,
наливая в стакан минеральную воду и жестом предлагая Жене её
выпить. Она отрицательно покачала головой. Пить ей не хотелось.
Странно, но с того момента, как она увидела в воде то самое,
сине-голубое, парящее, ей не хотелось ни пить, ни есть. Ей вообще
ничего не хотелось.
— Сидели там примерно полчаса или час,
потом все потихоньку начали разбредаться — на террасу, на балкон, в
парк. Разбились на пары или тройки, и расползлись по дому и
участку. Как-то постепенно и незаметно. Одни уходили, другие
приходили.
Вечер, спустившийся на море бархатным
пологом, настоящий южный вечер с россыпью крупных звезд, совсем не
располагал к сидению у огня. Хотелось просто блуждать в темноте и
нюхать тропические цветы, слушать плеск моря и треск цикад. Матовые
фонари терялись среди зелени, освещая лишь небольшие пятачки, аллеи
тонули в темноте, и Жене через пять минут прогулки с Диной, странно
молчаливой и задумчивой, надоело спотыкаться на высоких каблуках.
Они решили подняться к себе, чтобы сменить экипировку.