Скинув сандалики, Тай попытался вскарабкаться наверх с наскока,
но тут же сел на землю.
Новая попытка и новый провал.
«Да что не так с этим лысым деревом?».
На восемнадцатой попытке Тай устало развалился на траве. Мягкая
земля с заботливо очищенной тайцами от сора растительностью
казалась мягким ковром. Двигаться расхотелось.
Тай лишь на секунду прикрыл глаза и… очнулся в гамаке, глядя на
закатное солнце.
Далай Тисейн стоял перед ним, глядя на море и тянул через
трубочку сок из кокоса с добавлением манго.
– Проснулся? Пад тай[1] ждёт.
Идём.
[1]Классическое блюдо тайской кухни из обжаренной рисовой
вермишели с овощами и ароматным соусом.
– Я всё проспал? – потянулся малец.
– Ну, можно и так сказать. Похоже, в заповедник мы попадем в
другой раз. Что ж, деревья никуда не денутся.
Тай вновь устало потянулся, выбрался из гамака и встал на землю.
Болело всё: руки, плечи, ноги, пресс, шея. А вот раны на руках
покрылись толстой коркой и чесались, заживая. Выглядели они хорошо
после контакта с морем и песком. Словно их залечивал сам йод. Но
общее состояние организма говорило о том, что лучше сделать перерыв
в тренировках.
«Тяжело! Невероятно тяжело становиться сильнее», – понял Тай,
потянувшись и немного разминаясь.
Посмотрел на монаха. Тот уже переоделся в привычный оранжевый
балахон и бодро двигался к пляжу. Малец едва переставлял ноги
следом за ним. В мышцах накопилось столько молочной кислоты, хоть
соси через трубочку как тот же сок кокоса.
Далай Тисейн знал толк в интенсивных тренировках и за
добродушной улыбкой спуску не давал. Не было вернее способа
залечить уставшую душу.
Ведь движение – жизнь.
Этой ночью Таю не спалось. Бесцельно ворочался с боку на бок.
Сон не шёл. А стоило закрыть глаза, как перед глазами появлялись
родители и сестра. Все улыбались, как на последней фотографии.
Тоска щемила сердце.
Как сейчас помнил, он сделал её возле отеля. Найти бы тот
фотоаппарат. Найти бы ту карту памяти. Найти бы хоть что-то от
прошлой жизни. Не вещички же не осталось.
Непонятный шёпот проникал в уши. Тай прислушался. Говорили не
родные и близкие. Шептали невнятные, едва различимые тени. Слова их
были полны боли. Они пытались донести до него суть, известную,
пожалуй, лишь одним посторонним сущностям.
Но он не понимал ни слова!
«Кошмары и тревоги – это мое личное дело», – решил для себя Тай,
даже не собираясь будить Далай Тисейна за разъяснениями и
поддержкой.