Между молотом и наковальней. Из хроник времен XIV века - страница 20

Шрифт
Интервал


Находясь у Троицы, великий князь поделился с Сергием Радонежским намерением Пимена отправиться в Царьград, и тот при оказии сообщил о том Киприану. Маховик дипломатического единоборства набирал обороты.

Кода в Москве Дмитрию Ивановичу сообщили об отъезде Пимена, он опечалился.

– Безумец, сам обрек себя на бессмысленные душевные муки, – промолвил он опустив голову. Прежде митрополит всегда выглядел сговорчивым, но то не касалось церковных дел. На сей раз он оказался у той черты, за которую переступить не мог.

Московское посольство миновало развалины древнего Серкела[15]. За ними Пимен впервые увидел татар «много весьма, как песок». Еще через несколько дней путники достигли Таны (иначе Асака), итальянской колонии при впадении Дона в Азовское море, являвшуюся одним из ключевых центров торговли с Востоком.

Наняли большой морской корабль и велели перегрузить на него посольское добро с речных ладей. Тут Пимен допустил промашку, упустив из виду, что его здесь могут поджидать кредиторы, которым он при своем проставлении в сан митрополита немало задолжал. В Москве к нему несколько раз обращались представители итальянских купеческих корпораций с напоминанием о долгах, но он не желал и слышать о том. Тана – другое дело, здесь он никто, ибо город жил по законам итальянских городов-коммун.

В полночь кавалерий[16] колонии со стражей на баркасе подошел к кораблю, стоящему неподалеку от берега, взобрался на палубу и велел своим людям скрутить полусонного вахтенного; ему задали несколько вопросов, и он показал им каюту Пимена. На должника надели оковы и, отвезя его на берег, ввергли в долговую тюрьму, представлявшую собой яму с навесом от дождя. Это, разумеется, унижало достоинство архипастыря Великой Руси, тем более что с ним в яме обитало еще двое отъявленных негодяев, в чем Пимен не сомневался. По их взглядам и ухмылкам он понял, что они ждут только темноты, чтобы разделаться с ним и завладеть его платьем.

Пимен потребовал встречи со своими кредиторами. Явился один из генуэзских купцов в дорогом лиловом кафтане, осторожно нагнулся над краем ямы, чтобы не испачкаться, и спросил:

– Будешь платить или желаешь сгнить здесь?

– Буду! Буду, но всей суммы при мне нет…

– Это плохо, – нахмурился купец.

– Как бы то ни было, но все-таки выслушай меня…