Не вполне осознавая, зачем это делает, княжич каждое утро выходил во двор затемно, надеясь встретить ту чертовку, которую видел в первое утро его прибытия в Луцк и пробудившую в нем сладостное, пьянящее чувство. Смотрел на заснеженные шатры замковых строений, прислушиваясь, не скрипнет ли дверь, но всё тщетно. Возвращаясь в тепло горницы, недоумевал: «Пригрезилась она мне тогда, что ли?»
– Ну что, не прилетела ведьмочка? – смеясь, встречал Василия Шишка. – Видно, метлу потеряла или лукавый ей больше приглянулся, нежели ты.
Настала пора возвращаться в Москву, но последние деньги иссякли. «Не пристало княжичу плестись в компании убогих калик», – размышлял Василий, поглаживая кота, которого считал домашним, хотя тот по манерам и характеру, принадлежал к дикому лесному братству.
«Такую двуногую тварь легче загрызть, чем приручить, но лапа на него не поднимается, – в свою очередь, размышлял кот Веня, развалясь у печи и щурясь на огонь. – Кошачья жизнь длинна, запутана и полна превратностей, недаром людской год приравнивают к семи кошачьим…»
В конце концов, судьба вознаградила Василия за упорство. Однажды опять скрипнула дверь, и мурашки пробежали по спине. Неужели? Да, та самая красотка, назвавшаяся Оксаной, но на сей раз в другой накидке без капюшона с рассыпанными по плечам волосами цвета светлого пива, показалась во дворе замка.
– Здрав будь, молодец. Опять не спится? Уж не захворал ли? Перед кончиной многие, говорят, маются, на звезды смотрят, с жизнью прощаются…
Василий неопределенно пожал плечами и подошел поближе, дабы получше разглядеть чаровницу. Та не отшатнулась – взглянула в глаза прямо и дерзко, будто в грудь по самую рукоять всадила безжалостный трехгранный стилет. Обомлел на миг: глаза у красотки большущие колдовского зеленого цвета. Что-то загадочное, манящее притягивало его к ней, и от этого становилось не по себе.
– Что молчишь? Нравлюсь?
Поежился и выдохнул из себя, словно в безумии:
– Очень! Очень!
– Смотри у меня, не влюбись, а то погибнешь, – предостерегла со смехом.
Какой-то туман обволок сознание княжича, хотя ни сном, ни духом не ведал последствий случившееся, но еще не осознанное. В душе свершилось что-то невообразимое, от чего учащенно забилось сердце, готовое выскочить из груди…
Меж тем чаровница ударила одним сафьяновым сапожком о другой, сбивая налипший снег, и опять скрылась.