И снова никакого ответа.
Холодная дрожь бежит вверх и снова вниз по моей спине, руки покрываются мурашками, потому что я уже откуда-то знаю, что ответа не последует.
Я чертовски права.
В ту ночь мама умерла, застыв в своем жутком крике, под скрежет металла и звук разбивающегося стекла. Спасатели, нашедшие ее на дне ущелья, сказали, что телефон так и остался в ее руке.
Калла
Позже
Астория пахнет смертью.
По крайней мере, мне так всегда казалось.
Химикаты для бальзамирования. Гвоздика. Розы. Ярко-малиновые цветы лилий. Все это, смешиваясь с морским бризом и хвойным ароматом, раздающимся из открытых окон, создает коктейль из запахов, в котором я отчетливо слышу приближающиеся похороны. Так повелось, я полагаю, с тех пор, как мы начали жить в одном доме с похоронным бюро. К тому же моя мама умерла совсем недавно.
Все напоминает мне о похоронах, потому что я была окружена смертью со всех сторон на протяжении всей своей жизни.
Или, как назвал бы это Финн, «mortem»[2]. Он просто помешан на изучении латыни в течение последних двух лет. Никогда не понимала, почему: мне всегда казалось, это мертвый язык. Но я думаю, в этом есть свой смысл, учитывая то место, где мы живем.
Вообще действия моего брата наполняются каким-то смыслом лишь от случая к случаю. Сейчас для нас самое время готовиться к колледжу, однако все, что его интересует, – это записи в дневнике, изучение латыни и поиск жутковатых фактов о смерти.
Его дневник.
От малейшей мысли об этой книжице в обложке из дубленой кожи меня бросает в дрожь. Это единственное осязаемое доказательство того, насколько безумными могут быть его мысли. Поэтому (а также потому, что я дала ему обещание) я не заглядываю туда.
Больше не заглядываю.
Он пугает меня слишком сильно.
Со вздохом я смотрю на Финна сквозь окно своей спальни, на газон около похоронного бюро. Отсюда я могу видеть, как он вместе с нашим отцом трудится над обустройством лужайки: оба склоняются под лучами утреннего солнца Орегона, выдергивая сорняки из клумб, которыми окружен наш дом.
У Финна худые руки и очень бледная кожа, что особенно заметно, когда он выдергивает корни и складывает пыльные сорняки к горстке увядших растений. Около минуты я наблюдаю за ним: не глазами его сестры, а объективным взглядом человека, встретившего его впервые в жизни.