Тогда станет находить мама всюду книжки порченные: Настя читала в ванной, книжку – утопила, книжкины страницы слиплись – не разодрать. Ксюша – хитренькая, книжка ее «для купания», не бумажная, особая книжка, страницы ее резиновые: плюхается с ней Ксюша в ванной, но книжке-то – хоть бы хны: полежит, да высохнет.
Тогда станет мама всех отчитывать за книжки: не разбираясь, кто виноват, а кто прав; даже папе: попадет за книжки, он – детям показывает дурной пример! Потребовала мама: книжки любить. Пригрозила:
– Кто книжки будет разбрасывать, в Израиль не поедет!
Ожидание
Ожидание – это двухнедельное, болезненное вздутие, разъедающее нормальное человеческое существование. Сначала оно висло низко, кажется, ниже потолка, затем – тонкой, липкой пленкой покрыло все. Не сидится, не лежится, не кушается: будто мешается что-то. Все подчинено одним мыслям, и в мыслях этих: неведомые островерхие вершины (если ли они в Израиле?); раскинувшиеся плоско простыни израильских, выжженных солнцем пустынь; желтокаменная суета «пупа Земли» – Иерусалима и рыбные, жирные запахи его базаров; расплывается в глазах зеркальная блямба Кинеретского озера, словно глаза, уставшие глядеть, полнятся слезами: это слезы, не могущие смыть налет нетерпения, покрывший все и вся. Кажется, текущее состояние жизни – обессмыслилось, придавленное ожиданием. Когда мы с легкостью обнаруживаем себя даже не в «завтра», а в другой, дальней давности, отставленной о нас на две недели вперед, то жизнь в «сегодня» – лишь напрасная трата времени, «сегодня», как и «вчера» – лишь ненужный сор, напрасно заданные километры, путь в обход, сети, из которых приходится выпутываться и выпутываться, вместо того, чтобы жить.
Насте скучно: то она – в дремотном, нахохленном состоянии, сычом сидит на втором ярусе кровати, на своей постели, занятая кошмарным ничегонеделаньем; то вместе с Ксюшей принимается играть в отвратительные игры, изо всех сил желая вдребезги расколошматить висящий в жилой кубатуре, режущий уши, звон тишины. Эта мирная дрема – удобна всякому взрослому, ищущему тишину, как клад – с настойчивым, горячечным усердием. Взрослым легко ожидается – в безмятежности, в горизонтальном положении, в пододеяльном, теплом мирке. Вот только тишины им не найти: ни в удобных объятьях кресла, ни в складках простынь: дети сбрасывают домашние одежды! дети круговертят застоявшимся миром! дети начинают волшебство!