Никак Ксюша не сообразит всего этого, тогда – за разъяснениями – к папе.
– Папа, – спрашивает Ксюша, – тебя отпустили в отпуск?
– Отпустили, – отвечает папа.
– Только сегодня отпустили?
– Только сегодня.
– А кто тебя держал и не отпускал раньше?
– Работа, – ответил папа, и в голосе его слышались и грусть, и сожаленье, и радость – от неожиданно полученной свободы.
Ксюша помнит свое самое раннее, надомное детство: когда она еще не ходила в детский сад. Иногда утром – поздно пробудившись, открыв глазки – не доискаться папы, спозаранку ушедшего на работу. Завтракал папа – где-то в компании с работой, и к обеду – все ждут папу, но работа, заперев его на ключик, за крепкой, офисной дверцею – держит папу, дозволяя ему лишь по телефону, издалека дозвониться два разика в день. Кричит тогда мама свои ура в трубку, скачет, улыбчивая и блесткоглазая, и что-то там ей в ушко лопочет папа, на что мама неизменно хохочет, и не дает трубку волнующимся детям. И такая борьба происходит за телефон: Ксюша и Настя, воюя друг с другом и – вместе – с мамой, но всеми своими армиями не справляются ни друг с другом, ни с мамой, с утра соскучившейся по папе. Дети добиваются своего – капризами и воплями: их отчитывают за отвратительное поведение, но трубку дают каждой, по очереди, и каждая, по очереди – слушает папу, разговаривающего с ними – с работы.
Но и теперь, стоит детей, раскашлявшихся, затемпературивших, оставить дома с мамой: папина работа – с ее механическим, роботовым усердием, вновь вструивается в ровное пространство каждого дня. Иногда папу забирает работа – в командировки: тогда и к ужину папу нечего ждать, и звонка по телефону ждать – нечего. Ксюша, все же, хоть и скучает, но радуется за папу: в командировках папа, верно, командует, скорее всего – полками. От папы Ксюша слышала: Гайдар уже в шестнадцать лет полками командовал. Папе – лет побольше, он командует в своей командировке, наверное – армией, и самим Гайдаром – наверное.
Ипет
В кухне, за столом, возле отставленных в сторону чайных кружек, рискующих быть сброшенными на пол каким-нибудь зазевавшимся родительским локтем, папа и мама: решают вопросы. Вопросы решаются при наклонах над неубранным столом, не отошедшим еще от общесемейного чаепития: в воздухе еще стоит пар, выпускаемый носиком давно забытого, отчаянно кипящего чайника. В кухне стоит серодымное марево – смог от недавно пригоревших котлет; дети наблюдают его клочки, в беспорядке бродящие под потолком: их папа не смог разогнать полотенцем, выгнать сквозь распахнутую форточку на улицу.