— И на «ты».
— На «вы».
— Почему?
— Потому что вы меня старше, выше по иерархии и все такое. И кстати мы все равно с вами больше не увидимся, так что этот разговор не имеет большого смысла.
— Ну зачем же так категорично, — усмехнулся Кашнов. — Почему бы нам и не встретиться еще раз? Я вот очень даже не против.
И все это сказал, не отрывая от меня глаз. Он вообще все время на меня смотрел, причем так, как никто до этого: удивленно, восхищенно, с благоговейным любованием и одновременно с какой-то тоской и голодом. Черт, к такому взгляду невозможно было привыкнуть. Он продирал до костей, и я не могу сказать, что это было приятным чувством. Мне было… страшно. И вместе с тем интересно. Сразу хотелось сигануть в эту пропасть и проверить, действительно ли она так глубока и опасна, как кажется. Я ведь та еще адреналинщица.
— Давайте закончим этот разговор. Пожалуйста! — почти жалобно попросила я. Адреналин адреналином, но мой чудом сохранившийся здравый смысл сейчас бегал туда-сюда, заламывал коротенькие ручки и вопил: «Алярма! Алярма! Лика, у нас жопа по курсу! Полная жопа! Срочно тормозим и валим отсюда! Чую, нас ждет какой-то пиздец. Пиздеееец! Ааааа!»
— Почему ты хочешь закончить? — спокойно спросил Кашнов, перекрыв своим уверенным низким голосом все вопли в моей голове. — Я тебе не нравлюсь?
— Да! То есть нет. В смысле, не в этом дело. Просто… мне уже пора на работу.
— Тебе же не надо сегодня на работу. Игорь отпустил тебя.
Бля! А такой хороший предлог был.
Ладно, попробуем так. С открытым, так сказать, забралом.
— Максим Вла… тьфу, Максим. Вы… Вот что вам от меня надо? Только честно. Планируете позвать меня в ваш пентхаус, чтобы показать свою грандиозную коллекцию виниловых пластинок? Так я вам сразу скажу, что мне такое неинтересно. Простите за прямоту.
— Неинтересны виниловые пластинки? — хмыкнул он с непередаваемой иронией.
— Неинтересно то, что на самом деле показывают вместо этих пластинок, — парировала я.
И Кашнов вдруг опять громко и искренне рассмеялся. Я против воли зачарованно прилипла к нему взглядом. Как же ему шел смех! Лицо сразу оживало, казалось проще и моложе, а глаза искрились весельем.
— Нет, Лика, — отсмеявшись, сказал он. И это вдруг прозвучало очень убедительно. — Никаких пластинок, никаких грязных намеков и гнусных поползновений. Даю тебе честное слово.