– Но, Маркус, – он перевел взгляд обратно на мужчину, – если вдруг ты увидишь такую, дай знать.
– Зачем тебе это?
– Мы познакомились, а теперь я не могу ее найти, никак и нигде, – ответил Клаас.
– Ты не знаешь ничего кроме имени? – спросил Маркус.
Клаас молча кивнул.
– Ладно, если увижу такую – скажу.
Клаас снова молча закивал и принялся за расчеты.
Вечером дома было скучно и одиноко. Как и всегда. Словно Алекс никогда и не было. Клаас сварил яйца и сделал бутерброды с сыром, расположившись у телевизора.
Как и каждый вечер шли новости. Снова война на ближнем востоке, снова где-то разруха и голод, где-то цунами, где-то утечка радиации. И смерти, смерти, смерти. Смерти перечислялись огромными числами. Ну неужели именно это хочется знать, вернувшись вечером с работы, уставшим и разбитым людям? А есть ли хоть что-то хорошее в нашем мире? Пожалуйста, скажи что-то хорошее.
Клаас просто выключил телевизор.
– Знаешь, Алекс, – проговорил мужчина, кусая свой бутерброд, в этот момент он понял, что забыл налить себе чай, – в этом мире, мире живых, возможно и есть что-то хорошее, но это хорошее я совершенно не вижу. А ты видишь в своем мире что-то хорошее? А когда мне видеть что-то хорошее? Я работаю и работаю. Работаю, чтобы выжить, затем я прихожу домой и ем, смотря телевизор – только он может показать мне, что же скрывается за пределами моего города. И знаешь, там нет ничего хорошего. Я словно крыса в клетке, максимум что могу, это довольствоваться бегом в своем колесе и пить водичку, которую если, дай Бог, мне не забудут налить в поильницу. Про кормушку молчу, она давно пустая. Смотри, что я вынужден есть! Все деньги уходят на жилье, налоги и лечение, и вот, в руках у меня дешевая еда, да и в количестве таком, что вес у меня недостаточный. Вот скажи, живу ли я? Нет, Алекс. Я выживаю.
Ответом на его монолог, во время которого он смотрел на сыр, была тишина.
Клаас укусил бутерброд, думая о том, как сильно ему хочется, чтоб все либо поменялось и стало волшебным как в сказке или же скатилось в полный хаос.
Хаос?
Эта мысль натолкнула его на воспоминания, и бутерброд встал комом в горле. Он не мог сглотнуть, он мог только опустить голову, чувствуя, как по лицу стекают слезы.
Странная боль сжала сердце, и гнев вдруг полыхнул в его душе. Он сам не понял, как кинул бутерброд в стену, лег на диван и укрылся пледом.