Марсель смотрел в усталые глаза отца, которые показались ему
мокрыми, и не верил в то, что видел. Ален не умел рефлексировать —
просто природой не было заложено.
— Нет, пап, он тебя не ненавидит. Да, ему было больно, но он
добрый малый, и всё, что ему нужно — лишь немного тепла. И ты
можешь дать ему это, хоть и боишься.
Послышался звон, сообщавший о том, что процесс измельчения
окончен, и агрегат перестал урчать. Марсель открыл камеру загрузки
и стал закидывать в неё отходы.
— В конце концов, если ты боишься, что он вырастет сопляком, ты
заблуждаешься. Посмотри на меня… меня воспитывала мама, и что?
Пацану и так не повезло, что её с нами больше нет, а ты ещё давишь
на него.
— Да, чёрт, я понимаю, Марс! Когда ваша мама была жива, на ней
всё держалось, понимаешь? Я могу только работать, а воспитание… это
не… я просто не знаю как.
Марсель выпрямился, закинув остатки компоста в камеру, и прямо
ответил:
— Пап, вот только не ври себе, хорошо? Когда мы с Ленкой
занимались Люком, пока ты не обращал на нас никакого внимания,
когда мамы не стало, мы тоже не знали, как нужно его воспитывать.
Но, чёрт, мы справились. Просто не мешай, хорошо? И хоть иногда
просто говори ему, что он хорошо справляется и ты им гордишься.
Всё, большего от тебя не требуется.
Ален стоял, опустив голову. Сердце парня бешено колотилось — он
впервые высказал отцу то, о чём привык молчать, либо говорить
дозировано, сглаживая углы.
«Ну всё, Марсель… прощайся с жизнью»,
— подумал он, осознавая, что сейчас начнётся, но обратной дороги
уже не было.
Отец сжимал и разжимал кулак. Он никогда не бил детей, но
подобных конфликтов на ферме не было. Марсель уже представлял, как
Лена будет мазать синяк каким-нибудь тональным кремом, чтобы он
выглядел прилично на встрече, и готовился.
— Ты прав, — глухо отозвался Ален. — Я ужасный отец, и я не
справился.
Его слова взорвались в сознании сильнее, чем если бы Ален всё же
врезал ему за то, что посмел высказать отцу всё, что накопилось за
долгие годы.
— Я должен извиниться перед тобой, перед Леной и Люком. И я
сделаю это. Марс, прости меня.
Теперь уже Марсель не знал, что делать. Такой сценарий он даже
не рассматривал — ни одна возможная реакция не была припасена.
В амбаре снова повисло молчание. Лишь урчание и щелчки внутри
измельчителя раздавались в тишине.