Марс не Энцелад. Благополучная планета, которая своих граждан в беде не оставляет.
Именно его присутствие здесь пугало меня более всего. Слева от меня тихо лежал на своей койке молодой мужчина. Он редко вставал, старался быть незаметным.
Камеры были и напротив, но я там ничего разглядеть не смогла.
— Жратва! — раздалось со стороны коридора.
Где-то скрипнула тяжелая металлическая дверь. По каменному полу покатили груженую тележку.
Она приближалась. Наконец, перед нашими решетками возник грузный рыхломордый венерианец. Он доставал из тележки пакетики с желе и раскидывал по камерам. Как зверью.
Это уничтожало морально. Но есть хотелось настолько, что гордость просто рассыпалась в труху.
Поднявшись, я медленно поползла за пакетиками. Ноги не держали, голова кружилась. Я не понимала, что со мной. Схватив свой паек, заметила, что у соседа слева лежат на полу уже три пакетика. Тревога кольнула сердце. Подняв их, я поползла к противоположной от койки стене. Что-то громко треснуло и двигаться мне мгновенно стало легче.
«Юбка разошлась по шву» — сообразила я.
Добравшись до соседа просунула руку в решётку и коснулась его плеча.
— Проснись, — мой голос звучал непривычно хрипло. — Я принесла тебе еду.
Прошло несколько мгновений прежде, чем он с трудом повернулся ко мне. Лицо заплыло от синяков, губы сплошное месиво.
— Спасибо, — прохрипел он и забрал у меня эти проклятые пакетики. Его кисти были сбиты в кровь, но парень ловко разорвал пластик зубами.
Похоже, выглядел он хуже, чем себя чувствовал.
— Ты знаешь, где мы? — тихо спросила я, глядя в коридор.
— Конечно. Станция «М752», — выдохнул он поморщившись.
Мне это ни о чем не говорило. Я не понимающе вглядывалась в него и силилась понять, куда меня занесло.
— А, еще ни разу не попадалась, — улыбнулся он, продемонстрировав мне отсутствие одного переднего зуба. — Тогда запоминай. Никогда не кричи. Нельзя. Эти, что сейчас, смена нормальная, но завтра — послезавтра с Плутона прибудут другие. Они как звери. Особенно женщин любят. Посвежее. Кричать нельзя. Подходить к решеткам, пока надзиратели не ушли, нельзя. Даже не дыши! Изобьют и не посмотрят, что баба.
— Но что это за место? Тюрьма? — от страха у меня затряслись поджилки.
— Нет, — он слабо покачал головой и поморщился от боли. — Сортировочная.