Отойдя от пасеки с километр, Толька остановился и скинул свою поклажу. Пот тремя ручьями стекал по его раскрасневшейся шее. Вокруг роем кружили пауты, а самого Тольку мотыляло по всей дороге. Зайдя в чистую дождевую лужу, он ополоснул голову, а после уселся прямо на землю и закурил. Самым лучшим для него было упасть в хорошую тень и как следует проспаться. Он уже не раз пожалел, что не остался на пасеке до вечера, где можно было неплохо и выспаться, а за одно допить флягу, однако возвращаться было поздно. Делать было нечего, надо было идти дальше. Дорога, теряясь в зарослях леспедицы и визиля, всё так же петляя, уводила его от родной деревни и мягкой постели, цену которой он начинал понимать лишь с годами, большинство из которых ему выдалось провести именно в таких скитаниях по бескрайней тайге. Блуждая взглядом по горизонту, и не останавливаясь ни на чём отдельно, Толька умудрялся ловить любое движение воздуха, и при этом мимо его уха не ускользал ни один шум. Это было его привычное дело, при котором он редко о чём-нибудь думал. Он просто шёл по дороге, а она, словно прирученная, несла его в голубые сопки, что изредка выглядывали из-за макушек деревьев.
Когда он увидел прямо у дороги козу, японец всё так же плёлся позади. До косули было полсотни метров. Толька оторопел. По привычке он замер, шаря руками за спиной. Когда к нему подошёл восхищённый зрелищем улетающей козы гость, Толька в сердцах плюнул на дорогу.
Лицо японца мгновенно изменилось. Губы плотно сжались, а глаза стали ещё уже. Он долго качал головой, потом подошёл вплотную к Тольке и, тяжело вздохнув, произнёс как-то особенно по-русски: «Э-э-х». А потом заговорил отрывисто и непонятно на своём.
– Коно мити-дэ-ва аната-ва куттэиру. Сорэдэмо ракуда-но ё-ни цуба-о хаку.1>1 – Утвердительно кивнув, он сделал важное лицо и отвернулся.
– Ты чего орёшь на меня! Ёни цуба, – взорвался Толька, растерявшись. – Не разивал бы ты рот, мы бы сейчас с мясом были, печёнку свежую ели. Послал бог охотничка. – Он с досадой посмотрел туда, где скрылась косуля, на что японец усмехнулся и покачал головой.
– Дзибун-но сиппо-о мусабори куу хэби,2 >2 – с горечью проговорил он. Потом поправил свою ношу, перекинул дробовик на другое плечо и не спеша пошёл по дороге дальше, оставив Тольку размышлять над сказанным.