Над столом повисло долгое молчание. Зам «Инквизиторов» хмурил брови, Бенни потягивал очередную кружку пива, я жевал сосиски.
– Кроме того, не стоит забывать, – продолжил я, уплетая очередной деликатес, – мы находимся в игре. Неверком принадлежит правящей партии, верно? И раз я так уж важен, как вы пытаетесь меня убедить, за мной совершенно точно следят. И нет ничего проще, как стереть вас или меня. В конце концов, вы на территории врага, – я нагло усмехнулся. – Так что, извините, господа, но вы меня совершенно не пугаете.
Шеф хмыкнул.
– Ладно, положим, ты меня убедил. И что, по-твоему, будет дальше?
– А дальше, если вы хотите извлечь из меня пользу – первым делом начнете всячески помогать, чтобы я был на вашей стороне. Но, – я поднял палец, – не стоит забывать, что ваши противники меня воскресили, а с этим будет сложно конкурировать.
– Так чего ты хочешь? Золота, шмота?
– Я хочу свободу действий и поддержку, – мило улыбнулся я. – Не скрою, у меня простой план – заработать несколько миллионов голды, чтобы оплатить новое тело. И, разумеется, свалить отсюда куда подальше. В конце концов, вы сами прекрасно можете меня обманывать, утверждая, что Земля скоро развалится. Я навскидку могу назвать дат десять, когда обещался Апокалипсис. Вот только он почему-то так и не наступил.
«Инквизиторы» молчали. По блуждающему, словно при чтении, взгляду Шефа я предположил, что он общается с кем-то еще. Мало ли, что у них тут за сеть повстанцев.
Хотя, нужно признать, все это напоминало детский сад – коварные планы по свержению диктатуры всегда похожи на глупую постановку. Пока в руках пролетариата не возникает камень. Потому что стоит одному Достоевскому швырнуть булыжник – прольется кровь.
Ни одна разумная власть не станет щадить реальную угрозу. С террористами переговоров не ведут. А все эти громкие слова про «счастье для всех», «анархия – мать порядка!» и прочие лихие фразочки – просто выплеск накопившегося адреналина. Для которого, кстати, земные власти обустроили целый мир. Вот, что такое Неверком – специально отведенный загон, в котором грязный люд обмазывается собственным дерьмом, совершенно не угрожая ни реальному миру, ни правящей партии.
Я оперся на столешницу и тяжело поднялся на ноги. Выпитый бокал все же возымел действие – в голове еще было легко, но ноги уже начали выходить из-под контроля.