– Эль, чё ты хочешь от меня? Через пять минут начнётся пара, – бросаю взгляд на часы.
– Ты не забыл про завтра? – интересуется тоном прокурора.
Забудешь тут, когда со всех сторон услужливо напоминают. Отец, мать, Нонна, она.
– Не забыл.
– Это радует.
– Мне надо идти, Эль. Губарев по утрам не в духе.
– Иди.
Явно обижается, судя по выражению лица, но мне как-то… параллельно.
– Опять кого-то нашёл себе? – бросает уже в спину.
Оборачиваюсь.
– Что за предъявы?
– Гуляй, пока есть такая возможность, – произносит она, не моргая.
Вопросительно вскидываю бровь.
– После свадьбы так уже не получится. Сам понимаешь, – цедит ядовито.
– Ты на своей свадьбе конкретно помешалась, Эль.
Подходит ко мне.
– Не на своей, а на нашей, – давит из себя улыбку, обвивает мою шею руками и лезет целоваться.
Поворачиваю голову влево, и по итогу ей удаётся лишь мазнуть меня губами по щеке.
– Сказал же, мне пора, – отдираю от себя её культяпки.
– До завтра, Богдан. Эй! – преграждает дорогу какому-то оленю, опаздывающему на занятия. – Дай зонт.
– Чего?
– Зонт, говорю, дай. Ты же не можешь позволить такой красавице мокнуть под дождём?
Что там дальше уже не слушаю. Захожу в здание и, минуя гардероб, отправляюсь на пару.
*********
– Всё норм? – интересуется Лёха, когда после двух причаливаем в кафетерий, чтобы пообедать. – Ты чёт сёдня тормозишь по-страшному.
– Да так… Размышляю о своём, не до высшей математики, – беру ложку и понимаю, что аппетита ни фига нет. В ноль.
– Чё там дома? Как дела?
– Как всегда.
– Завтра ж…
– Я помню, – перебиваю Разумовского на полуслове.
И без него уже все, кто мог, напомнили про этот чёртов званый ужин.
– Ты чё, Богданыч? – тот недоуменно на меня косится.
– Ничего, – отодвигаю от себя тарелку с любимой прежде солянкой. – Вы, двое, долго собираетесь хранить обет молчания? – перевожу взгляд с одного на второго. – Или что? Конец дружбе из-за девчонки?
– Ты о чём?
– Скорее о ком. Дураков из себя не стройте.
Порядком поднадоела уже эта ситуация. Ни работать вместе, ни общаться не могут. Вынужден метаться между ними, как меж двух огней.
– Я тебя умоляю, – Разумовский презрительно кривит губы.
– Рожи друг другу бьёте и тридцать дней не разговариваете, сидя за одним столом. До появления этой официантки как-то не наблюдал за вами подобного.
– Если бы этот олух вёл себя нормально по отношению к Сене… – Лёха стискивает челюсти.