Лизе показалось, что она поняла самую суть философии фламенко. Потрясенная увиденным, вернувшись ночным рейсом в Нью-Йорк, она разбудила тогда Гошку и до рассвета вдохновенно рассказывала ему о своих ощущениях. Наверное, в ту ночь Лиза и сказала ему, что очень хотела бы побывать в Андалузии и услышать фламенко именно там, на родине танца.
Закончилось ее увлеченность ацтеками, начался период фламенко. С прежним энтузиазмом она теперь ринулась в библиотеку, чтобы найти, прочитать, пересмотреть все о происхождение танца, истории развития, жанрам, знаменитым исполнителям. Она накупила тогда гору кассет и слушала, слушала хриплые трагические голоса, стараясь проникнуть в эту завораживающую тайну «кантаорес» – певцов фламенко. Конечно, она узнала, что есть жанр веселого фламенко – аллегро, есть даже и забористые частушки – «коплас», не хуже русских деревенских, но для себя она признала только трагический вариант «канте фламенко», только его считая «аутентико» – настоящим, классическим, истинно андалузским. Она восприняла суть танца как борьбу межу земным и небесным, между жизнью и смертью. Ей казалось, что она стала обладательницей тайны, она гордилась приобщением к ней, как будто вступила в какое-нибудь могущественное общество масонов по личной рекомендации командора. Ей стала понятна одержимость Гарсии Лорки, Де Фальо, их друзей, которые еще в конце двадцатых годов прошлого века взялись организовать первый в Испании фестиваль андалузского фламенко.
Проанализировав все прочитанное и продуманное, Лиза написала тогда небольшое эссе о фламенко, отправила его знакомому редактору одного эмигрантского русского журнала, получила лестный отзыв. Теперь она считала, что умозрительное проникновение в философию фламенко непременно поможет ей освоить танец практически. Так ей казалось. К тому же она была музыкальна, обладала необходимой для танца гибкостью и чувством ритма. И она пошла на курсы фламенко.
Действительно, она довольно быстро и неплохо усвоила основные шаги, движения бедрами, пластикой рук, характерным «степом» фламенко. Но педагог, Мария-Долорес, пожилая профессиональная танцовщица, андалузка по происхождению, не скрывала скепсиса, глядя на Лизу. Как-то после месяца обучения, сидя в перерыве за чашечкой кофе и очередной крепкой сигаретой, Мария Долорес спросила: «Хочешь заплатить за второй месяц и продолжать заниматься? – Не дожидаясь ответа, без паузы, продолжала. – Приходи, я беру всех, этим и зарабатываю. Но ты никогда не станешь настоящей „бальнаорой“. Ты не отдаешься полностью танцу, ты не отдаешь себя любви, до дна, без остатка. Ты всегда наблюдаешь себя как бы со стороны, остаешься вне стихии фламенко, вне стихии любви».