– Совсем ты стал дурной, – выговаривала Глаша племяннику.
Филипп только пьяно улыбнулся и, шатаясь, прошел мимо нее.
– Господи, за что такое наказание? – плакала Глаша, жалуясь Господу Богу на судьбу. – Что Ты еще требуешь от нашей семьи? Филипп – и тот из молодого лекаря превращается в молодого пьяницу! Неужель Тебе это в милость? – она, плача, беспомощно осела на пол перед святыми образами.
Только не действовали на Филиппа теткины молитвы. После смерти Василисы чувство вины ни на минуту не оставляло его, постоянно возвращаясь в кошмарных снах. Он стал пить безудержно, отмахивался от больных, которые теперь вынуждены были искать спасения в соседней деревне, находившейся в двадцати верстах от Ближнего.
Так продолжалось уже полгода.
* * *
А вчера ему приснился дед.
«Плох тот человек, который себя мнит никуда не годным изгоем! Исправиться никогда не поздно, даже перед смертью», – единственные слова, которые запомнил Филипп.
Утром он пошел в запущенную хижину Игнатия. После истории с Василисой жил он у Глаши, так как Павел с Глашей боялись, что вернется Мишка и подожжет хижину. Он с тоской посмотрел на пыль, мохнатым слоем застилавшую пол, паутину, занавесями свисавшую в углах, и тотчас позвал Ольгу:
– Ольга, помоги мне навести здесь порядок, я один не справлюсь. Поможешь?
Ольга с радостью взялась за дело, чувствуя, что братец приходит наконец в себя.
Еще полгода Филипп корпел над дедовскими книгами. Готовил микстуры, собирал травы, изучал записи о людях. Весть об этом разошлась по маленькой деревеньке быстро, и сельчане, забыв о смерти Василисы, порадовались и за него, и за себя, что не придется при всяком мало-мальском недуге снаряжаться в дальнюю поездку.
– Вся деревня теперь только на тебя и надеется, – говорила Глаша, – несподручно за двадцать верст мыкаться, да и верят они тебе, как деду покойному.
– Бешеным собакам семь верст не крюк, – зло ответил Филипп; он еще помнил обиду, когда люди откровенно плевали в его сторону и чуть было не убили за смерть Василисы.
– Не говори так! Не все ж тебе враги! – убеждала его Глаша.
Филипп вздохнул. Все он понимал и помнил, как дед однажды помог старику Федору. Федор этот хитростью и обманом отнял у Игнатия справную избу, но все равно не держал зла и обиды дед. Всех лечил и говаривал: