Вот рассудок дрожит, как в полночном кувшине – ковыль.
Вот блуждает звезда барельефа в развалинах сна,
Вот горбатый ранет, овдовев, безутешен и слаб.
И в подземных каретах на свет выезжает весна,
И на берег вразвалку выходит задумчивый краб.
Взвейся, омут! Пусты барабаны, флейтист многокрыл.
Плещет знамя холщевое войска полуденных лун.
Просыпается зверь, вот он двери наружу раскрыл,
С видом настежь, на степи, на звезды, на синий валун.
И к нему устремляются тени, их встреча проста,
Их объятья скользят, как стекло в догорающих пнях.
– Это холм, – говорит он, – а это изгибы куста,
Это пряжа миров, это пряжа невидимых прях.
Это хлам прошлогодний ютится в разгоне дорог,
Он запомнился мне по далеким бессонным ночам,
Это храм комариный, и я захожу на порог,
Это тело мое, это время бежит по плечам.
Говорит он, а рыба воде подставляет лицо,
На журчащем дрожит, проникающем в поры, ветру,
И подвода воды, колесом задевая крыльцо,
Прибывает в нигде и ничто заполняет к утру.