Дело было швах. И численный перевес на чужой стороне: за краснорожим маячили двое.
В коробке не было ничего ценного. Но то была его, Ильича, коробка. И он тащил ее от самого дома.
В третий раз говорить не стали – пихнули в лоб пятерней, и Ильич повалился на спину. Коробка прикрыла его, как прижизненное надгробие.
– Вот жук навозный, – заржал жирный. – Сам лежит, а коробку не отпускает. Давай-ка, дедуля, посмотрим, что у тебя…
– Сссуки, – прошипел Ильич, – совести нету!..
– Еще лается, – сказал второй и пнул его в бок.
Коробка, подхваченная толстым, взлетела наверх.
Ильич, скрючившись, перекатился на бок.
В рот набился песок, «ухо» – слуховой аппарат – захрипело и отключилось.
– Ну-ка, что там дед тащит?..
Толстый вытащил нож и взрезал картонное брюхо, наплевав на веревки, которые можно было аккуратно развязать.
Даже не подумали убежать: поверженный пенсионер не представлял угрозы.
Троица заинтересованно нагнулась над коробкой.
И тут…
Краснорожий схватился за голову. Морда сделалась совсем багровой, как будто вот-вот лопнет. Второй свалился на колени, а третий согнулся пополам – его вырвало.
Если бы Ильич не знал, что в коробке лежит продуктовый набор, то подумал бы, что там – нервно-паралитический газ или что-то совсем безобразное, вроде расчлененного тела.
Почти ослепший от песка, налезшего в глаза, он нетвердо поднялся.
Эти глянули него, как на привидение, и поползли в кусты.
Ни черта Ильич не понял, ничего не слышал, но знал одно: убираться отсюда надо как можно скорее.
Дошкандыбал до коробки, глянул опасливо. Все на месте: тут тебе и кофе, и печенье буржуйское. Увидел, как кусты ходуном ходят: то ли выворачивало отморозков там, то ли припадок случился.
Ничего не понял Ильич в безухой своей тишине.
Присел на камень, дух перевести.
И услышал.
Да не ухом – ухо-то в кармане лежало, песком забитое.
Как бы душой услышал, кому сказать – решили бы, что дед спятил.
Будто бы плач: тихий, тоскливый.
Будто бы от воды.
И никого вокруг. Только камыш качается да чайка под небом летит.
А плач не стихает – чуть не слезы на глаза наворачиваются.
Неизвестно зачем достал из коробки печенье буржуйское, да на камень у воды положил. Что бы там ни плакало, что бы ни мерещилось, долг – он платежом красен.
Взял коробку и потащился к Боцману на рандеву. На барже ребята рукастые, может, и «ухо» починят.