– Очки только надо надевать, – улыбнулся Иван. – Часами на лед смотреть нельзя – ослепнешь. Без очков – не больше трех минут.
– Скучно тебе со мной?
Она улыбнулась ему в ответ. Улыбка почему-то вышла беспомощная. У него сжалось сердце.
– Ну что ты, ма? – сказал он. – Почему мне с тобой должно быть скучно?
– Потому что ты живешь по сути, а я так, ни о чем, – вздохнула она. – С возрастом это стало для меня очевидным. Хорошо, что я тебя родила.
– Да, неплохо.
Он кивнул с серьезным видом.
– Не смейся, Вань! Думаешь, я возраста своего боюсь? Нисколько. Знаешь, что Эльза Триоле в старости написала? «Да и бог с ней, с молодостью, тоже хорошего мало», – вот что. Это Таня в каких-то мемуарах вычитала и мне рассказала. Не знаю, мало было в моей молодости хорошего или много, но что с возрастом многое мне стало яснее, это точно. – Печаль, на мгновенье коснувшаяся ее губ, так же мгновенно исчезла. – По-моему, уже можно есть, – сказала мама, приподнимая салфетку над пирогом. – Давай я тебе отрежу, а то гости в минуту слопают, ничего тебе не достанется.
– Не волнуйся, я умею за себя постоять.
Отрезанный мамой кусок пирога он, впрочем, съел мгновенно: был уже вечер, а пообедать он забыл. Что за начинка внутри, не разобрал – что-то среднее между мясом и вареньем.
«Превращение мамы в завзятую кулинарку – это все-таки утопия», – подумал он.
– Ну, пойдем к моим, – сказала мама. – Что в кухне сидеть?
Иван с удовольствием посидел бы в кухне: он хорошо представлял, какое общение предстоит ему в мастерской, и оно его нисколько не прельщало. Но раз уж зашел, приходилось полностью погружаться в мамину жизнь; благо в следующий раз не скоро он сюда выберется.
– Я сегодня уезжаю, говорила тебе? – сказала мама, когда они шли по коридору из кухни в комнату.
– Не говорила. Куда?
– В Питер. Там у Левки Зайцева выставка открывается.
– В Эрмитаже?
– Бессовестный! Если Левка не знаменит, это не значит, что он бездарен.
– Как ты могла подумать! Левка, безусловно, гений.
Кто такой Левка Зайцев, Иван хоть убей не помнил. Представлялось что-то потертое и бородатое, но, возможно, это был не Левка Зайцев, а Славка Медведев.
Что жизнь, которую ведет его мама, выдуманная, вернее, выдумываемая, – это Иван понял, еще когда ему было лет четырнадцать. Тогда эта жизнь его злила, потом только раздражала. Потом он стал относиться к ней всего лишь иронически.