Видимо,
его вызвали на случай, если Борис снова начнёт буянить.
— Мы
вызывали экзорцистов из ордена, но они ничего не обнаружили, —
ответил Савелий Викторович.
— Значит,
они идиоты, — прошипел у меня в голове демон, но я не спешил ему
доверять.
Легион
вполне может подстроить всё так, что я совершу неправильный ритуал
и собственноручно убью брата. Определить, что за демон сидит внутри
— самое главное в экзорцизме. От его уровня и зависит, каким будет
ритуал.
Если
экзорцист начертит пентаграмму для демона меньшего уровня, он не
исчезнет, а затаится на время. Это опасно тем, что вводит
окружающих в заблуждение, будто враг исчез, а на деле он проявит
себя в самый неподходящий момент.
Если же
для слабого демона начертить сильную печать, то она убьёт не только
демона, но и человека затронет. Мало кто выживает после
такого.
Перед
смертью я учился в магическом университете на факультете для
экзорцистов и после выпуска так же, как и все, обязан был вступить
в орден. Но этого так и не случилось.
— Ты
достал уже предаваться воспоминаниям. Собираешься брата спасать или
нет? — рявкнул Легион.
И снова…
Сложный выбор. От которого зависит совсем не моя жизнь.
—
Александр Олегович, вы хотите что-то предложить? — поинтересовался
врач.
— Да, я
должен… должен попытаться, — ответил я и сглотнул засевший в горле
ком.
— Вы
уверены? Может, стоит ещё раз вызвать представителей
ордена?
— Какой от
них прок, если они не разглядели одержимость?
Врач не
успел ответить. Услышав про одержимость, брат будто с цепи
сорвался. Палату заполнил душераздирающий крик. Да такой громкий,
что мне пришлось закрыть уши. Он начал дёргаться, пытаться
вырваться из оков, но это было бесполезно.
Смотря на
происходящее, у меня не осталось сомнений… Это
одержимость.
— Как
члены ордена этого не разглядели? — спросил я, не надеясь услышать
ответа.
— Они
проводили ритуал опознания, но тот не дал результатов, — ответил
врач.
И брат
снова закричал.
— Да
утихомирь ты его! — взвыл Легион.
—
Заткнись, — процедил я, но не заметил, как сделал это
вслух.
Однако
врач понимающе взглянул на меня и ничего не сказал.
— Петь,
успокой его! — бросил он стоявшему в коридоре санитару.
Крепкий
мужчина с каменным лицом подошёл к брату, по нему было видно, что
он уже очерствел и никакой жалости к больным не испытывает. Но даже
при всей его силище он едва мог ровно удерживать руку
Бориса.