И через минуту я понял, зачем. Все поняли, а я даже счёл, что
таких мер предосторожности недостаточно. Но кто б меня ещё спросил
– слепого, глухого, едва сдержавшегося, чтобы не попытаться аки
страус зарыть голову в землю. Я бы и упал, не поддерживай меня со
всех сторон другие зрители, толпящиеся и толкающиеся.
Благо, прийти в себя получилось довольно быстро, и я пропустил
не так уж и много.
Поверхность стадиона за это время успела обуглиться, а сами
сражающиеся, пылая магией словно ярчайшие костры, разошлись в
стороны, давая зрителям время охренеть с увиденного и поклясться не
наглеть пред лицом таких колоссов ни тут, ни на реальном поле
боя.
Феогнид стоял, широко разведя плечи, и по лезвию его меча бегали
всполохи жадного, ярко-оранжевого, с белыми вкраплениями пламени.
От его стоп, соприкасающихся с почвой, шёл дым, а следы на земле
давали понять: он весь сейчас как костёр, раскалён и горит, пусть и
невидимо для большей части наблюдающих за боем юношей.
Но вот он ушёл в рывок, и к моменту столкновения его объятое
огнём оружие взорвалось огненным валом, ушедшим в направлении
взмаха и оставившим после себя выжженную проплешину длиной в три
десятка метров, чуть-чуть не достав до стены деревьев. Лицу резко
стало жарко, а воздух потерял во влажности: дыхание спёрло, а в
горле запершило.
Мелисса же, в полном соответствии со своим прозвищем окутанная
молниями, в привычной ей манере в последний миг ушла в сторону, тут
же продемонстрировав зрителям, почему она со своим одноручным мечом
не использует щит.
Со свободной руки, выброшенной в сторону оппонента, сорвалась
целая вереница молний, которой только восклицаний об абсолютной
власти для полной идентичности не хватало. Синевато-белые и с
глухим треском ветвящиеся, эти магические разряды оставляли на
своём пути множество спёкшихся подпалин, а мощь «основной» молнии
просто не поддавалась воображению.
Демонстрировать силу боевой подруги на себе Феогнид не стал,
закрывшись от разряда стеной пламени… и быстро, сверхъестественно
быстро устремившись Мелиссе навстречу.
Та ответила сравнимым ускорением, и зрители, тихо охреневающие,
в один миг поняли, что разглядеть хоть что-то в движениях этих
смазанных пятен едва ли способны. Всё взрывалось, горело, пыхало,
звенела сталь, по воздуху тянулись запахи озона и гари, но
конкретика проходила мимо нас.