Пробравшись к заветному месту, пришлось надолго залечь в ёлках, так как на площади появлялись то загулявшиеся парочки, то пьяные подростки. Когда же, наконец, жизнь стихла, Фёфёдыч, дрожа от холода, налепил крапиву на лысеющую голову, вылез из укрытия, оперативно обложил пьедестал бумагой, художественно облил памятник керосином и быстро, как мог, поджег. Не жажда расправы подгоняла его, а элементарная необходимость согреться. Благо пламя сразу взялось, огонь заплясал и долгожданный радостный азарт побежал по венам старика, заставляя его приседать, бегать, припевать. Непредсказуемо проснулся в нем языческий инстинкт. Подобрав в угаре одну из пустых бутылок и какую-то палочку, он начал бить последней по первой, воображая у себя в руках барабан.
– А ну, Ильич, расскажи-расскажи! А ну, Ильич, покажи-покажи!
Чего он хотел от памятника, вслух произнести ему так и не удалось. От одной лишь мысли его начинал давить смех – Фёфёдыч не сдавался, смех просился – Фёфёдыч не позволял, смех щекотал – Фёфёдыч трясся, смех рвался – Фёфёдыч бросался на колени и выл:
– Ильич, ласточка, выкрути лампочку…
За сим его и застали милиция и пожарные. После тушения пламени обнаружилось, что Ленин покрылся копотью, лишь на лысине осталось большое светлое пятно. Отмывать не стали. Копченая версия Ильича стала новой достопримечательностью Морочи. Казалось, что во время пожара Ленин был в кепке, которая и защитила его лысину от копоти. А теперь он кепку снял и сокрушенно мял её в руке, наклонясь всем телом вперёд и грозно крича вдогонку своему поджигателю неприличные слова.
Автора ремейка отправили на принудительное лечение в областную психушку, а так как денег ни на лекарства, ни на питание в больнице не было, то через неделю его, похудевшего, выписали. Сидоренко пригрозил ему тюрьмой в следующий раз. Пришлось остепениться.
Остепенившись, Фёфёдыч выкопал фронтовые фотографии и закопал на их место номер «Морочанских Известий» с репортажем о происшествии. Заголовок гласил: «Неизвестный вандал устроил ритуальное сожжение памятника Ленину», фотограф запечатлел момент взятия Фёфёдыча спецназовцами на фоне пламенеющего отца революции. Оголенный торс и пораненное ржавой проволокой лицо подталкивали на образные ассоциации с царем иудейским, но остервенелый взгляд и кеды без шнурков буднично пресекали религиозные фантазии.