Он несмело кашлянул и изложил свои соображения товарищу Венцлаву. Тот, пожав плечами, достал небольшой фотографический снимок. Генерал Ирман был бородат, суров, на скуластом лице темнели большие выразительные глаза.
– Что вы можете сказать, товарищ Косухин? – осведомился командир 305-го после того, как Степа внимательно изучил генеральскую внешность.
– Гидра! – уверенно заявил Косухин. – Такие в плен не сдаются…
– Это очень умный и сильный человек, – задумчиво проговорил Венцлав. – Хорошо, что вы напомнили мне о фотографии… Подождите-ка…
Венцлав взял в руку карточку, провел несколько раз ладонью над ее поверхностью, затем несколько секунд подержал руку над снимком.
– Мне надо было подумать об этом раньше, – наконец заметил он. – А вы действительно зрите в корень, Степан Иванович… Может, вас это несколько удивит, но я почти уверен, что генерала нет в живых.
– А с чего вы так решили? – изумился Косухин.
– Это несложно, – равнодушно бросил Венцлав. – И хорошо, если бы я ошибся…
Но он не ошибся. Вернувшийся вскоре Пров Семенович несколько растерянно сообщил, что двое из арестованных офицеров сообщают одно и тоже – генерал Ирман умер от скоротечного воспаления легких как раз под Новый год, когда в Иркутске шли бои.
Степа был поражен, а командир 305-го лишь недовольно скривился и дал Степе совершенно непонятное задание – узнать, где был похоронен Ирман или, если похоронить его не успели, где находится его тело.
Поручение товарища Венцлава было несложным. Квартира генерала Ирмана оказалась пустой и разграбленной, но соседи рассказали Косухину, что генерал действительно скончался и похоронен на Преображенском кладбище. На этом Степа не успокоился, побывав на кладбище и найдя в церковной книге соответствующую запись. Перепуганный сторож показал ему и занесенную снегом могилу генерала. Оставалось все это доложить товарищу Венцлаву. Косухин внимательно осмотрел и генеральскую квартиру, но ничего важного там не обнаружил. Единственным его трофеем была пятнистая генеральская кошка, которую приютили соседи. Невзирая на протесты, Степа конфисковал зверька, на которого имел свои виды.
Перед тем, как возвращаться к товарищу Венцлаву, Степа забежал на Троицкую. На стук долго не открывали, и Косухин начал уже волноваться, когда наконец послышались легкие шаги, и дверь отворилась.