Точнее, я пытался это сделать. Только
вместо зычного «Помогите!», вышло едва слышимое, хриплое
«Помохи».
— Гадина, ну покажись хоть. Победил
же… — прохрипел я, наполняясь уже не страхом, а какой-то отчаянной
злостью и обречённой решимостью.
И он показался. Вязкая, чёрная пелена,
заколебавшись, опустилась почти до моих онемевших щиколоток и вновь
собралась, сгустившись в тёмную, антропоморфную фигуру в нескольких
шагах от меня и отсекая дорогу к дому. Сгорбившийся силуэт был на
полметра выше меня и раза в два определённо шире. Могучие верхние
конечности свисали ниже колен. Торжествующе блеснули жуткие
багровые пятаки демонических глаз. Монстр затрясся и захрюкал,
давясь подобием человеческого смеха, а потом шагнул ко мне,
нависнув над, как он считал, потерявшей волю к сопротивлению
жертвой.
Вот только тут нечисть просчиталась.
Мне только и нужно было, чтобы сеновик обрёл вместо эфемерной и
неосязаемой вполне себе материальную форму. Дальше я действовал как
робот и, ни секунды не колеблясь, чиркнул зажигалкой, поднесённой к
выставленному вперёд импровизированному огнемёту. Жёлто-оранжевый
сноп пламени полыхнул прямо в оскалившую клыки харю, впился в
потёкшие красными слезами глаза. Ослеплённое чудовище вмиг
оказалось охваченным пламенем. Как же оно ревело!
Вы слышали хоть раз, как оглушительно
ревёт семенной бык на ферме? Вот, примерно так, только раз в десять
громче. Я едва не оглох от вопля погибавшего на моих глазах
существа, но теперь была моя очередь торжествовать.
Правда, как оказалось, тоже рановато.
Сгорающая и уменьшающаяся в размерах тварь в последнем усилии
приложила меня лапой, будто заправский боксёр, и я, словно пушинка,
улетел в шиферный забор, сминая по пути малиновые кусты. Там я и
отрубился, так и не успев оценить финал нашей эпической
битвы.
В себя я пришёл утром, на своей
постели. Возле меня суетилась и щебетала бабушка: она потрогала мой
лоб, поменяла повязку на раненой щеке. Рану обработала чем-то
жгучим, заставила выпить кружку тёплого компота и вышла из комнаты.
Дед сидел в кресле напротив кровати и многозначительно пялился на
меня.
— Ну что, навоевался с дьяволом, внук?
— поинтересовался он с мрачноватой усмешкой, когда мы остались
одни.
— Угу, — препираться не было
смысла.
— Ремня бы тебе дать, да тебе и так
досталось. Таня, после того как шум во дворе услышала, сразу из
дома выскочила. Глядит, ты распластался у забора, а возле малины
пламя полыхает. Осело быстро, правда, тушить не пришлось. Позвала
соседку, затащили тебя в комнату. Хотела тебе скорую вызвать, да ты
очнулся и сказал, что не надо. Потом, уже в доме, сказал, что спать
будешь. Сотрясение мозга, наверное, щеку вон распорол. Заживёт,
конечно, но шрам останется. Ну и врачу в городе покажись, — сказал
Иван Никитович, почесывая подбородок. — И как тебе подобная дурь в
голову-то втемяшилась, на сеновика в одиночку? Некоторые раньше
пытались, только он им шанса не давал.