[3]
– Ну, тогда я баню затоплю, – сообщил
ей Кир. – Суббота как-никак.
– Топи, – мать согласилась.
Кир снял с вешалки фуфайку и накинул
на себя. Сунул ноги в валенки, стоявшие возле порога, и оставил
мать одну, впрочем, ненадолго. В комнате явилась пациентка.
– Помогло лечение? – спросила ее
мать.
– Як памаладзела, – заулыбалась та. –
Як ён гэта робить? Штосци там нажав на позвоночнике – и спина
никольки[4] не балиць. А то чуть хадзила.
Дзякуй вам, Сяменовна.
– Тольки ты пабяряжыся, – сказала
мать. – Тяжкае не носи и не наклоняйся.
– Ён казав, – кивнула пациентка. – Як
мне вам аддзячыць? Десятки хопить?
– Ты ж пенсионерка?
– Да, – сказала пациентка.
– Хватит и пятерки.
Пациентка вытащила из кармана кофты
кошелек, извлекла наружу синюю бумажку, положила перед матерью.
– Дзякуй! Добрага ты сына
выгадавала!..[5]
Кир же в это время, сложив в печке
полешки домиком, поджег сунутую посреди них бересту и смотрел, как
пламя, постепенно разгораясь, лижет высохшее дерево. Наконец-то
занялось, и он захлопнул дверцу. Печка загудела, и в предбаннике
запахло духовитым запахом сгорающей березы. Кир сел на лавку и
откинулся на стенку бани. Надо отдохнуть: сегодня было восемь
пациентов…
Перебравшись к матери в деревню, Кир
рассчитывал заняться сочинением рассказов, но ему нисколько не
писалось. Может, от того, что постоянно угнетала мысль: а как там,
в Минске? Позабыли ли его в ОБХСС, или ищут беглеца, собираясь
посадить в тюрьму? Комитетчика, который и затеял эту хрень, Кир
отправил на лечение, но он ведь не единственный в
Конторе.[6] Может быть, кому-то дело
передали, и тот объявляет Кира в розыск? Скорей всего, что
объявил…
Думы были липкие и тяжкие, не давая
Киру пребывать в душевном состоянии, нужным чтобы сочинять. От
тоски он занялся домашними делами, ремонтируя и поправляя все, что
требовало приложения умелых рук мужчины. Но работа эта быстро
кончилась – приезжая к маме в отпуск, он тоже этим занимался, не
оставив много недоделанного. Заскучав, Кир чуть не сорвался в
Минск, чтобы там, на месте, разобраться с ситуацией и узнать, как
обстоят его дела. Но занятие нашло его само.
Как-то утром он увидел мать, когда
та, кряхтя и морщась, надевала теплые носки на ступни. У нее это не
слишком получалось: мать ойкала и чуть слышно вскрикивала.
– Что случилось? – подскочил к ней
Кир.