Наконец, завидев гимназистов, шагающих с занятий, он зашел чуть за угол и стал всматриваться в толпу мальчиков.
Сашу он завидел издалека: тот, распрощавшись с тремя товарищами, зашагавшими в другую сторону, пошел привычной походкой, чуть ссутулившись от тяжелого ранца.
Гимназист, похоже, так глубоко задумался, что ничего кругом не замечал, и остановился лишь после того, как Антон дважды его окликнул.
– Антон! Здравствуй. Отчего ты здесь?
– У меня к тебе дело, – сообщил Антон.
– Что-то случилось?..
– Разве бы я не сказал тебе тогда? Нет! Тут дело в другом. Как бы сразу сказать?.. Ты не против сегодня заглянуть к одному знакомому?
– Нет. А что за знакомый? Я его знаю?
– Так все не разъяснить. Пойдем быстрее – сам все увидишь.
Саше неловко было признаться, но такое приглашение немного огорошило его. Да и вел себя Антон странно, особенно, говорил – как будто веселым, но на деле – звенящим от напряжения голосом. И особенно – взглядом.
«Так смотрит, будто ему больно», – отчего-то подумалось гимназисту.
– Темнишь. Ну да что делать – пошли!
Шли они пешком, дворами, будто бы в сторону набережной Фонтанки, и вроде не слишком спешили. По дороге Антон уточнил, действительно ли Дмитрий Петрович занят до самого вечера и Саша может быть абсолютно свободен.
– Да он каждую среду раньше половины десятого не приходит! Антон, что с тобой? Может, не пойдем к этому знакомому?
– Глупости какие! Нет, душа моя, все прекрасно. Даже не думай тревожиться. О, вот мы и пришли.
Они поднялись на третий этаж. Мельком, словно уже привычно, Антон оглядел две двери и нажал на кнопку электрического звонка.
Открыли быстро. На пороге стояла и учтиво им улыбалась мулатка в строгом платье горничной.
– Проходите, господа, – пригласила она их, отступая чуть в сторону. – Мистер Лорел ждет вас.
Антон слегка подтолкнул Сашу внутрь. Тот принялся во все глаза рассматривать декор прихожей. Стены были обиты такими обоями, что казалось, будто они в золотистых шелках, под высоким потолком, в центре небольшой аккуратной лепнины, висела миниатюрная люстра, в которой каждый хрусталик сверкал каждой своей гранью. Почти всю стену напротив двери занимало гладкое, новехонькое зеркало, а прямо перед ним на специально отведенном столике, в виде дорической колонны, стоял миниатюрный Дионис.