Вслед за матерью Саша пошел к остальным, которые уже стояли в стороне от толчеи и угощались калачами. Вернее, угощались исключительно Барятовы – Геночка и его маменька, то и дело подкармливающая мужа.
– На чертей залюбовался, – вздохнула Елена, подводя Сашу.
Барятовы рассмеялись, а Дмитрий Петрович протянул:
– Еще бы! Вообще, что за пакостные игрушки английские?..
– Американские, папенька.
– Хоть японские! Вот не пойму, зачем малым детям с чертями играться.
Всю последующую дорогу до дома Барятовых (благо, жили они недалеко, на Почтамтской улице) заняла беседа об упадке нравов. Мол, раз черта не боятся, то и Бога скоро тоже бояться перестанут. А тогда уж и неизвестно, на какую дорожку ступят. «Помните, как давеча в „Северной“ какой-то незадачливый бомбист сам подорвался?.. А с женщинами, помилуйте, что творится – что ни день, на любовников с серной кислотой бросаются!»
Так шли и серьезно беседовали солидные господа. Раз уж собрались вместе – не хвалить же современное общество с его декадансными нравами, в конце концов!..
В воскресенье приютилась у всех по домам молодая вербочка, и наступила Страстная Седмица. Для верующих то было время тревожного и все же радостного ожидания. Все памятные дни – от Вербы и до Пасхи – словно бы приближали людей к давним событиям в Иерусалиме. Будто все происходило заново, все обретало реальность – вино становилось кровью, и спасенный мир мог существовать дальше. Впрочем, до торжества жизни над смертью оставалось еще несколько дней.
В понедельник гимназистам объявили, что всем воспитанникам православного вероисповедания обязательно надобно будет явиться вместо уроков в четверг утром к исповеди и причастию в церковку при гимназии.
Друзей у Саши в гимназии было трое: Дима Гурин (личность творческая – будь он девицей, попал бы в кружок Софи), Юра Волков (во всем Диме противоположный) и Миша Синицын. Последний был безнадежно влюблен в некую Юленьку и рассказами о ней так утомил одноклассников, что уже год, как его самого называли Юленькой. Он поначалу обижался, а потом привык – видно, не считал имя столь горячо любимого существа за оскорбление.
Их четверых все учителя гимназии единогласно считали самой разговорчивой шайкой в классе. Больше всего болтали промеж собой Саша, Дима и Юленька, Юра же обычно отпускал меткие сухие реплики, которыми либо членил разговор, поворачивая его в новое русло, либо – что чаще – с явным удовольствием ниспровергал Диму с поэтических высот. Заметив однажды эту особенность, учитель логики как-то счел весьма остроумным во время разговоров на его уроке заметить: «Господин Волков, успокойте свой гарем, пожалуйста».