– Хорошо, папенька, – проворчал Саша и поплелся к себе.
Украдкой он уволок с кухни сухарь и, сев у себя за стол, стал его грызть, снова глядя на окна по другую сторону двора. Правда, пока не стемнело, глядеть было особо не на что.
Радость от ожидания у него заметно поутихла. Он сам не видел ничего предосудительного в пешей прогулке и разговоре с приятелем, но уйти, нарушив запрет, конечно же, не мог.
В конце концов, он пролистал дневник, припоминая, что было задано на последних уроках, и в итоге решил несколько задач. Делать устные упражнения или же учить что-то не было смысла – через неделю, перед самыми занятиями все равно бы пришлось все переучивать заново.
Затем гимназист вполне здраво рассудил, что времени до вечера еще полно, дел немного, а силы для ночной службы еще понадобятся, и решил вздремнуть. Проспал он целый час, зато глубоким и безмятежным, крепким сном, какой бывает, пожалуй, только в теплое время года.
Проснувшись, он стоически переборол не желание, а скорее привычку нашарить под кроватью припрятанный там «Декамерон», который он взял у Антона, да так и не начал читать. Взглянув на часы и вспомнив про задачи, Саша поспешил пересесть за письменный стол, где его принялись на пару искушать Жюль Верн и Конан Дойл – томики обоих лежали на узкой полочке под столешницей.
Вот уж нет, думал Саша, раз решил до конца поста держаться, то уж продержусь. Хотя бы просто из принципа. Тем более что осталось всего несколько часов до Светлой Пасхи.
Но, насколько просто было не выйти из дома или не открывать книгу, настолько же трудно оказалось усмирить свое воображение.
Раз за разом вставали перед его мысленным взором картины из кровавой легенды, рассказанной ему Филиппом Лорелом.
Саша старался убедить себя в том, что теперь не время вспоминать, перебирать в памяти подобное, но уже ничего не мог с собой поделать. Образы всплывали в памяти, неслись, как в синематографе, будто бы он и в самом деле посмотрел эту историю, а не услышал.
Это было тем более странно оттого, что в последние дни, особенно после исповеди, он не вспоминал вечер в гостях у мистера Лорела.
К счастью, скоро пришли маман с Лизой, довольные и радостные. Куличи, пасху и яйца они оставили на кухне, укрыв чистыми полотенцами.
После обеда, состоящего все также из сухарей и теплой воды, Саша украдкой заглянул на кухню, приподнял краешек полотенца и принюхался к сладкой и тонкой смеси аромата куличей и принесенного с ними в корзинах свежего весеннего воздуха.