Или точнее сказать, с какого упал бамбука.
Читаю, опять прошлогодний журнал, о футболе.
Пишут: «За год погиб, уже третий фанат».
Снова хочется виски, со льдом. И большого застолья,
но, увы, на обед, лишь из крабов салат.
В прокуренном баре «Неаполь»,
где пил я джин тоник. Каракуль
седых облаков поднимался,
по трапу на палубу «Марса».
На сцене всю ночь танцовщицы,
крутились, и их ягодицы.
Съедали глазами, как груши.
И море владело над сушей.
Стоял я за стойкой, распятый.
Был вечер, и час был девятый.
Путаны курили у входа.
Хрипел баритон парохода.
Он прибыл сюда из Каира,
под звуки ночного буксира.
Рояль надрывался бедняга,
и выла у двери дворняга.
Я был здесь, смотрящий на море.
Турист, говорящий: «I am sorry».
Снимая роскошную шляпу,
в прокуренном баре «Неаполь».
* * *
Однажды с наступленьем темноты.
Остынут руки, превратятся в сучья.
Заснут, как дети чёрные коты.
Заснут дома, и грозовые тучи.
Всё будет спать, и в этом царстве сонном.
Твои звонки, как Морзе, одной точкой.
И в этом мире, Богом превзойдённом.
Меня порвут за слово в сны, и клочья.
Век начался в четверг. Открыв окно,
я выглянул на улицу. В четыре
представил Эллен, обнажённой лире.
Схватившись за гусиное перо.
Пришёл сосед с бутылкой коньяка.
Из парка доносились звуки марша.
В порту на привязи, застенчивая баржа,
раскачивалась в роли поплавка.
Ушёл сосед, мне не сиделось дома.
По улице направо, магазин.
Вчера открылась выставка картин,
и я купил ещё бутылку рома.
На площади с собакою, старик.
Пиликал что-то вяло на гармошке.
И в стаю серые, там собирались кошки,
похожие на старый дождевик.
Пробило семь, я вышел на балкон.
Зажглись витрины, сказочным неоном.
В «Неаполе», две барышни в зелёном.
За столиком курили, с мундштуком.
Промчался день, и взявшись за перо.
Я вспомнил Эллен, в маленькой квартире.
Накинул плащ, на плечи голой Лире.
Век начался в четверг, и я открыл окно.
В Париже мы увидимся опять,
под звуки механической шарманки.
Шарманщик подсчитает свои франки.
На площади Согласья, ровно в пять.
У лавки книжной, будут букинисты,
доказывать теории Руссо.
А рядом, у соседнего бистро,
жуёт бигмак, какой то толстый мистер.
Снуют туда, сюда, как муравьи.
Столичные месье, и парижанки.
Откроются сперва кафе, и банки.
И вернисаж у Notre Dame Paris.