С этими словами он вышел. Мы с Алёшей смотрели друг на друга в полном недоумении, потом Алексей, побледнев, сделал шаг ко мне:
– Раздень уже парня! – он отдал мне Митю и бросился вслед за Стерхом.
Но я последовал за ними во двор. Алёша несётся за Стерхом, поскальзываясь и падая:
– Стой! Где Лёля?! – закричал он, прикрикивая ветер, сквозь густой снег.
– Не понял что ли? – Стерх обернулся уже у своей машины. – У меня дома Лёля! Во сне её увидишь теперь, рыжий!
– А ну стой! Что ты врёшь мне, слова правды не сказал, сука… Где ты запер её?! – Алёша подбежал уже к самой его машине, но Стерх оттолкнул его с силой и Алёшка полетел в сугроб, пока он выбирался оттуда, Стерх уже, взметнув колёсами два веера снега, выехал из нашего тупичка.
– Папа пай… – тихо говорит Митя. – Киюска, папе бой?
Мы вместе смотрим, как Алексей выбрался из сугроба весь белый, густо облепленный пухлым снегом как ватой.
– Нет, папе не больно, ты не бойся, малыш. Вон он идёт к нам, – успокоительно сказал я.
– Папа… – тихонько произносит Митя, глядя как тот отряхивает снег.
Я посмотрел на малыша, а ведь у меня есть, у кого спросить, что же случилось здесь:
– Митюша, где мама? – спросил я самого правдивого свидетеля, какой только может быть.
Он вздохнул серьёзно:
– Мама забое, – у него делается такое личико, что я понимаю, что он сейчас заплачет.
Мы все трое вернулись в дом, молча раздели, начавшего хныкать Митюшку, едва сняли комбинезон и шапку, он попросил пить и жадно, обливаясь, выпил полстакана воды, после чего окончательно осовел, и Алёша, выпросив у меня, отнёс его наверх, уложить в кроватку…
Как дорого нам стоит ложь чужая,
Какой дешёвой представляется своя.
Мы лжем, как дышим, и, не замечая,
Что ложью отравляем даже Небеса.
Мы лжём любимым, чтобы лучше им казаться,
Мы лжём себе, для той же глупой цели.
Мы и в молитве тоже лжём, надеясь, что Он это не заметит
и всё простит, как всё прощает детям неразумным всем своим.
Мы лжём от страха,
Лжём от любви,
Для выгоды – всегда.
для выгоды никто не скажет правды.
И где остановится?
Где нам найти границу лжи?
Мы задыхаемся и топим в лжи друг друга,
Детей, родителей, и всё вокруг замазываем ложью безнадёжно.
И так, что после мы не можем верить самой чистой истине
и самой честной правде…
… – Что ж не привёз похвастать красоткой молодой? – усмехается злыми тёмными губами Мымроновна. – Не отвечает теперь? Знаешь, как говорят: «Муж в Тверь, а жена в дверь!»