– Имя моё Хрольв. Ещё называют меня Мореход. Отца моего звали Хравн, и был он родом из Санднеса.
– Моё имя Эйнар, – выпрямившись, сказал юноша. – Мой отец Торгрейв, которого ещё зовут Однорукий…
– Так вот кого нынче я спас, – прервал его Хрольв. И, встретив удивлённый взгляд юноши, усмехнулся: – Я иду как раз в дом твоего отца. И, сдаётся мне, нам придётся проделать вместе не только этот путь.
***
Длинный дом, засыпанный снегом, был похож на огромный сугроб. И только дым, поднимавшийся над крышей, обозначал присутствие человеческого жилья.
Несколько очагов освещали большое длинное помещение. Другого источника света здесь не было. Женщины в самом центре возились с будущим парусом. Они сшивали длинные полосы синей и красной шерсти. Эти полосы вскоре превратятся в большое прямоугольное полотнище, которое намотают на длинную, круглую палку и спрячут в кожаный чехол с пахучими травами, чтобы сохранить от сырости и насекомых.
В углу старик с белоснежной бородой мастерил стрелы, прилаживая к ним костяные наконечники. Потому что железа в Гренланде не достать.
Над одним из очагов, истекая жиром, жарилась туша оленя, и двое мужчин, непрерывно вращавших вертел, с вожделением смотрели на это лакомство. Да, оленину добыть становилось всё сложней. Чаще приходилось довольствоваться мясом тюленей, жёстким и отвратительным на вкус.
А посредине, на резной скамейке с высокой спинкой восседал человек в длинной белой одежде, с редкой, седеющей бородой и пронзительным взглядом серых сощуренных глаз. Из его правого рукава вместо нормальной человеческой руки выглядывал высохший, почерневший обрубок.
– Приветствую тебя в моём доме, Хрольв-Мореход! – поднимаясь со скамейки, заговорил человек, едва лишь две засыпанные снегом фигуры ввалились в дохнувший морозом дверной проём.
– И тебе привет, Торгрейв… – Хрольв запнулся, глядя на изувеченную руку хозяина.
– Да, меня всё ещё величают Одноруким, так что не стесняйся меня так называть, – усмехнулся хозяин. – Ведь это твоя секира сделала меня таким. Она с тобой? Покажи мне её!
Хрольв молча вытащил из мешка за плечами замотанный в тряпки топор.
– Разверни! – велел Торгрейв, взгляд которого теперь был намертво прикован к этому свёртку.
Не говоря ни слова, Хрольв стал разматывать тряпки. Тусклое лезвие-полумесяц сверкнуло в свете пламени, ожило, заиграло багровыми отблесками.