Я не люблю возвращаться в Бруклин. В частности потому, что мне так и не удалось справиться с гефирофобией (*боязнь мостов) . Ещё одна причина – смерть Энн. Мне невыносимо думать о том что её прах лежит под пудом земли в Грин-Вуде.
Часовня, в которой мы с Энн молились после смерти мамы больше не утешает меня, хотя приезжая навестить их, я молюсь усерднее, чем прежде.
Размышляя о бренности бытия я шагнула на мягкий ковёр травы, покрытый пожелтевшими листьями догорающей осени. Когда мы с энн были маленькими нам всегда казалось что сойдя с вымощенных кладбищенских дорожек мы можем провалиться под землю или, того хуже, из под земли высунутся сгнившие костлявые руки и схватят нас за лодыжки. Никто из нас не знал что через двадцать с лишним лет одна девочка придёт сюда к другой и её больше не будут беспокоить зомби.
Две могилы самых близких мне людей находились рядом. Изначально предполагалось что второе место займёт отец, когда придёт его время, но судьба распорядилась иначе.
«Кейт Райт. 1965-2010»
И просто «Энн»
Ниже Эпитафия на латыни написанная округлыми буквами с уклоном вправо не дрогнувшей рукой гравировщика:
«Tu, Domine Deus eam et invenisti eam, fidelis in conspectu te>2». Я стою и шепчу вам что-то, а ветер осушает слезы, оставляя лишь чёрные бороздки на щеках.
Позади раздаётся какой-то чавкающий звук. Я вздрагиваю словно кто-то вдруг ворвался в моё пространство и нарушил молчание в зале скорби.
– Простите, мисс, вы обронили?
Незнакомец в широкополой шляпе, почти скрывающей лицо протягивает мне пачку «l@m».
Я качаю головой.
Он просит прощения поправляет шляпу и бормочет что-то себе под нос, краем уха слышу обрывок фразы :
– Хватить глазеть на могилу, пора возвращаться, Никки…
Мой взгляд перебегает со странно одетого незнакомца (впрочем, разве странно увидеть туриста в Грин-Вуде?) на могильную плиту у его ног.
«Нику Роджерсу от вечно скорбящего М. Броуди. Только те, кто предпринимают абсурдные попытки, смогут достичь невозможного.»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ: «ФОТО НА ПАМЯТЬ»
Внутри старого армейского цинка, где когда-то хранили боеприпасы, лежал чемодан. Закурив, я присел на корточки, изучая подарок Ника. Солнечный луч, проникший в пустоту квартиры, замер на шершавой поверхности кейса в нетерпении, пытаясь проникнуть внутрь раньше меня. Вернувшись с ножом я перетащил находку в туалет и занялся растяжкой, о которой говорил Ник.