– Что ж, ничего не имею против, панове. Древо жизни и зимой пышно зеленеет. Так устроен мир. Спасибо, что уделили нам частичку вашего внимания.
Скомканно раскланявшись, под удивленными взорами Софьи и Мишки, братья испарились, будто их и не было. Не успела Ганна вслух пожалеть, что братики не попробуют эти вкусные песочные пирожные, вылепленные в форме лебедей, как беседа приобрела серьезный характер. Девчонку тактично увела Аделя, пообещав той показать маленького жеребенка.
– Выпьем за мое последнее застолье.
Пан Адам посмотрел на Мишку грустными и слегка затуманенными болезнью глазами. Молча поднял старинный келих с бордовым, будто свежая кровь, вином.
– Пан Адам, нельзя гневить Бога. Только ему известно. У каждого свой срок, – выдавила из себя ободряющую улыбку Софья.
Мишка замер. Уж чего-чего, а нытья и меланхолии за паном Еленским не замечалось никогда.
– Пани София, будем считать, что пан Езус посылает мне недвусмысленные намеки, что дело движется к закату. Но сейчас не об этом. Меня волнует судьба Михаила.
– Да все нормально у меня, пан Адам.
– Не культурно перебивать старших, – заметила Софья, понимая, что старый калека ведет разговор к серьезной теме.
– Так вот. Мне бы хотелось оставить нечто памятное моему кхм… воспитаннику. Нет, не так, – смутился вдруг всегда уверенный в себе старик. – Моему другу. Да, как это ни удивительно. Да! Другу.
Пан Адам натужно закашлялся, приложил к ставшим вдруг пунцовыми губам льняную салфетку, выхаркал на нее сгусток крови и, едва смутившись, тут же бросил ее жаркое пламя камина.
– Имение и счета разгребут родственники, которых я в глаза не видел, таково уж римское право, ну, не нам менять традиции предков. Но книги. Библиотека. Немного наличности. Был бы рад, если б вы, пан Михаил, приняли. На память.
– Да не надо! – попытался протестовать Мишка, но осекся под суровым взглядом матери.
– Взамен не прошу ничего. Кроме обещания продолжить образование, ваше образование, пан Михаил, в Питерском университете. Я подготовил письмо моему давнему приятелю, профессору Шипило.
Наши роды дружили, и, как бы разумеется, должны друг друга поддерживать. Он человек слова и крови, думается, что обязательства предков для него, как и для меня, не пустой звук. Вот теперь – все.
Пан Адам протянул опешившему Мишке пухлый пакет коричневого казенного цвета.