Пухлое лицо Винцента перекосило от обиды, отчего он стал похож на побитого молью старого спаниеля. Чувствовалось, что хочет дать такой же острый ответ, но на ум приходит одно банальное «сам дурак».
– Ух, ух…Рабочий ты сын! – хлопнул друга по плечу Пятрусь и приторно фальшиво продолжил: – красиво, вроде и не сукин, а подразумевается! Уделал, дядька Михал, уделал!
И тут же с ловкостью умелого демагога тут же перевел тему.
– Коллеги, анекдот по этому случаю. Муж возвращается из командировки, слышит в спальне грохот. Ну, натурально грохот падающего тела, – Пятрусь разыграл сценку в лицах, мастерски меняя тембр голоса и пародируя еврейский выговор.
– Розочка, а и где это у нас так упало?
– Так у шкафе, Мусик.
– А шо там такое было?
– Одежда, Мусик, к чему такие нервы?
– Зая, я не против одежды, а шо ж так громко? – начинает что-то подозревать муж.
– Так у ней Беня запутался!
Винцент отошел от обиды и даже слегка гоготнул, потянувшись к бокалу, Пятрусь жестом остановил его: «Слухай, что далей было! Командировочный наш в шоке, сразу вспотел, хватается за зонтик, визжит, точно то недорезанное порося».
– Роза! А шо какой-то Беня делает у нашем шкафе?! Отвечай немедленно, или я за себе не ручаюсь!
Роза бледнеет. Но тут дверца открывается, из шкафа вылезает здоровенный голый бугай. И так деловито:
– Не орите, товарищ. Эвакуационная комиссия выделила мне два квадрата вашей площади. Вот мы с вашей женой решили, что в шкафу я вас меньше всего буду смущать. Принимайте подселенца.
И чуть ли не обнимается с багровым от такого «счастья» Мусиком:
– Не делайте с меня дурня! Если вы подселенец, то почему у вас промежду ног усе вот дыбом? – показывает рукой на огромное достоинство Бени и едва не плачет. Бугай растерян, смотрит на Розу. Та набирает воздуха поглубже, и выдает:
– Мусик, и шо ты нервничаешь по пустякам? Это он у него так обрадовался новым соседям!
Бедный Мусик облегченно вздыхает, падает на табуретку, вытирает с лысины пот и улыбается:
– Ну, слава Богу, Розочка, а я ж думал, шо это воры!
Все засмеялись, оценив анекдот, которые Пятрусь, кажется, сочинил на лету. Зато обстановка разрядилась самым непринужденным образом.
Хлопнули по первой. Не занюхивали – не «казенка» ж, – оценили букет и аромат тягучего маслянистого напитка. Тут же повторили. После третьей приятное тепло растеклось по телу, и, как водится, пришло время застольных разговоров.